Тем временем законодательство лишилось хотя бы намеков на прогрессивные перемены. В декабре 1933 года крестьян Эстремадуры изгнали из имений, которые они заняли годом ранее; закон о городских границах, гарантировавший приоритет местного населения перед приезжими в сфере занятости, был отменен в мае 1934 года. (Вискон де Эса писал, что 150 000 семей южной Испании не имели в ту пору самого необходимого для жизни.) Автономию Каталонии урезали новым законом о предоставлении виноградарям возможности выкупать земли, находящиеся в аренде, после нескольких лет возделывания. Автономию басков, которую одобрило почти подавляющее большинство в Бискайе и Гипускоа, снова отложили — до проведения плебисцита в несогласной провинции Алава. А министр внутренних дел Саласар Алонсо, действуя с «превентивной брутальностью» (выражение Пола Престона), вытеснял социалистов и членов профсоюзов из городских советов и местных организаций. Всеобщая забастовка, которую начала Национальная федерация работников земли в июне 1934 года, была жестоко подавлена, а саму федерацию распустили. Любое сходство с «социальным католицизмом», которое присутствовало в ранних программах СЕДА, благополучно отринули. Слова министра сельского хозяйства СЕДА Хименеса Фернандеса, который обронил намек на создание слоя имущего крестьянства в духе социальных программ церкви, вызвали комментарий депутата-агрария: мол, если бы римские клирики попытались забрать его земли, он бы стал еретиком. «Сложно писать спокойно о катастрофическом дефиците ответственности, который правящие классы демонстрировали в критический период», — отметил британский журналист в статье, напечатанной в Мадриде.

ВОССТАНИЕ В АСТУРИИ

К октябрю 1934 года рабочий класс оказался доведенным до крайнего отчаяния. При этом рабочие опасались худшего, если СЕДА действительно сформирует свое правительство. Эта вероятность вызвала волну протестов по всей стране. Всеобщая забастовка, начатая социалистическим профсоюзом и социалистической партией, очень быстро завершилась; Каталония тем временем пыталась расширить свою автономию в качестве независимого государства в составе Иберийской федерации; а в Астурии горняки подняли оружие против властей. Ситуация в Астурии была достаточно серьезной, чтобы последовало решение о переброске армейских подразделений из Марокко в Хихон, а во главе этого отряда поставили весьма компетентного и преданного молодого офицера, дона Франсиско Франко. Расправа с мятежниками подтвердила опасения рабочих. Военный министр Хиль Роблес безжалостно искоренял любые признаки смуты. Даже Асанья, который никаким образом не участвовал в протестах, подвергся гонениям и преследованию в стремлении уничтожить остатки оппозиции.

Бунт в Астурии, возможно, был явлением локальным, однако он продемонстрировал, что власть не в состоянии утвердиться без помощи армии — и тем самым предвозвестил 1936 год и трехлетие гражданской войны, которую затеяла реакционная Испания, намереваясь повернуть время вспять. Рабочие организации и левые республиканцы под давлением обстоятельств заключили предвыборный альянс. Асанья, который благодаря кампании властей по его очернению приобрел значительный политический вес, первым осознал, что глупо идти в сельскую местность по отдельности, и с ноября 1933 года принялся усердно добиваться объединения демократических сил во имя победы на предстоящих выборах.

Широкий предвыборный альянс, сколоченный Асаньей, принес победу на выборах левым. Социалисты снова образовали в кортесах большинство, занимая при этом чуть меньше четверти мест в парламенте; с каталонскими левыми, республиканцами и республиканским союзом они составили абсолютное большинство с Асаньей во главе. Девятнадцатого января было сформировано республиканское правительство (исполком социалистической партии заранее объявил, что социалисты в кабинет не войдут). Увы, без социалистов никакая коалиция не могла удержаться у власти надолго.

В оппозиции доминировали крайне правые (СЕДА), вторые по числу мест в парламенте, но без поддержки радикалов. На самом деле одной из любопытных особенностей этих выборов было полное отсутствие «середины», если считать таковой позицию партии радикалов, пусть ее бессменный лидер, прожженный хитрец Леру, вернулся в кортесы. Растущая поляризация политических сил страны, наряду с системой выборов, которая во многом благоволила коалиции, расширила идеологическую пропасть в законодательном органе. Симпатии избирателей делились примерно поровну: из 72% голосовавших (значительно больше, чем в 1933 году) 67% отдали свои голоса двум альянсам, крайне правым и умеренным левым, причем разница в результата блоков составила всего 1%. До сих пор ведутся споры о важности последних всеобщих выборов перед гражданской войной и о влиянии системы выборов на политический коллапс Испании, однако историю не перепишешь: как говорится, кости были брошены, страна стремительно катилась к насилию и хаосу.

Политические амбиции и личная вражда играли значительную роль в испанской политике. Институционализация политического процесса только начиналась: в стране еще не было официально оформленных политических партий, которые являлись бы полноправными участниками системы управления. А вот парламентская демократия получила смертельное ранение; и левые, и правые, чему имеется достаточно свидетельств, во многом полагались на «экстра-парламентскую» деятельность, рассчитывая добиться таким образом политического преимущества. Уличные столкновения перерастали в войну банд, напоминая трагические события начала века. Пика противостояние достигло в июле. Желая отомстить за гибель одного из своих товарищей, 13 июля группа офицеров полиции убила нового лидера оппозиции дона Хосе Кальво Сотело. Его смерть стала детонатором. Группа молодых армейских офицеров, которая в течение некоторого времени замышляла переворот и признала своим главой генерала Санхурхо (тот укрылся в Португалии после провала своего заговора 1932 года), решила воспользоваться шоком, охватившим страну после убийства Кальво Сотело. Сигналом к началу мятежа стало выступление подразделений в Марокко 17 июля, оттуда пламя восстания распространилось по всей стране.

ОБЫЧНОЕ РЕШЕНИЕ: НАЗАД В ОКОПЫ

Восстание офицеров под командованием генерала Санхурхо, старшего по возрасту военного командира, произошло в лучших традициях испанской армии. Намереваясь повторить успешный переворот Примо де Риверы 1923 года, мятежники рассчитывали если не на поддержку, то хотя бы на понимание военных гарнизонов и сил правопорядка, поскольку выступили ради «гармонии в военной семье». Как «хранители сути» Испании, военные спасали страну от морального и территориального распада, к которому ее вели «антииспанские, безнравственные агенты международного коммунизма и масонства». Главной целью мятежников являлось восстановление закона и порядка, вследствие чего они объявили о верности короне.

Большей частью богатств страны, равно как и зарубежных контрактов, владели монархисты, которые не замедлили финансово поддержать восстание. Простой народ, во всяком случае на раннем этапе, представляли в «движении националистов» карлисты, в основном из Наварры и Алавы. Помимо колониальной армии в Африке и контингента карлистов (70 000 добровольцев за всю войну), территориально состав противоборствующих сил Испании во многом отражал региональные различия: традиционное сельское хозяйство против садоводства и промышленности; центр и юг против северной и восточной периферии; сельская глубинка против городов; богатые против бедных и центристы против регионалистов. Некоторое время назад казалось, что все эти конфликты остались в прошлом, однако сложившиеся обстоятельства показали, что противоречия лишь замаскировались и продолжали нарастать. Глядя из настоящего в прошлое, нельзя не проникнуться ощущением неизбежности катастрофы; тогда как в восприятии современников события казались цепочкой случайностей, отягощенных непродуманными решениями правительства. А затем все сложилось так, как сложилось...