Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он только родился, я подумала, что если нейротипичный человек использует свой мозг на три-пять процентов, то я хоть один процент у своего ребенка отыщу. С самого рождения я носила его на руках, показывая и называя окружающие предметы, мы пели ему песни постоянно. У Влада был очень плохой аппетит и рот открывал, только когда ему пели песни. Зато сейчас он знает их великое множество.
Я верила в своего ребенка и старалась делать все, что могла и знала на тот момент. Мы делали зарядку, и довольно жесткую, каждый день, по несколько раз в день массаж. Муж не мог смотреть, как я верчу Влада – ему было жалко сына. Сам он порывался носить его все время на подушке, но я его убедила, что если не заниматься физической нагрузкой, мышцы будут слабыми и он будет развиваться медленно. Обычно дети с синдромом Дауна поздно садятся, поздно начинают ходить. Но Влад сел, как и положено, в шесть-семь месяцев, а в год и два месяца он уже ходил самостоятельно без помощи взрослых. Прошло какое-то время, и Владюшка уже катался по квартире на трехколесном велосипеде.
Ребенок начнет говорить гораздо позже или не будет совсем, если родители выполняют его требования по мимике или жестам. Ведь его потребности удовлетворены, зачем ему учиться говорить, ведь и так все хорошо. А если дать ребенку понять, что вы его не понимаете и затруднить ему исполнение каких-то желаний, то результат будет лучше. У Влада рядом с кроваткой стояла кружка с водой, и он указывал на нее пальцем, чтобы я давала ему попить. Ему было тогда чуть больше года. Я делала вид, что не понимаю, пожимала плечами и спрашивала: «Пить?». На третий день он сам сказал: «Пить!». В год и семь он начал говорить коротенькие фразы: «Дай пить», но до полноценной речи еще было далеко. Буквы Владюшка дифференцировать научился раньше, чем говорить. Когда я сказала психологу, что Владик знает буквы – не называет их, но может найти в книге, она не поверила. Тогда мы достали книгу, она стала называть Владу буквы, и он безошибочно показал все буквы, какие она просила. Конечно, родителям не всегда хватает на все времени и терпения. Гораздо проще и быстрее сделать самим, чем научить и ждать, пока ребенок медленно сделает сам. Но мой девиз такой: «Лучше я буду учить три месяца или сколько потребуется, чем всю жизнь все делать за него». Любой навык облегчает жизнь не только родителям, но и самим детям. Влад умеет многое: и шнурки завязывать, и пылесосить, и включать посудомоечную или стиральную машину, и разогревать себе еду. По утрам заправляет свою постель, может заправить и остальные постели – порадовать семью. Влад прекрасно пользуется столовыми приборами, ест только ножом и вилкой, и мы к этому долго шли: в раннем детстве давали ему пластмассовый ножичек, и только много времени спустя – металлический.
Когда Влад родился, я обращалась к разным педагогам, но интуитивно чувствовала, что что-то не додаем ребенку. Если хочешь, чтобы было хорошо, – сделай сам. По первому образованию я экономист-аналитик и вполне реализовала себя в профессии. Работала главным бухгалтером, потом генеральным директором предприятия, но приняла решение и параллельно стала учиться в Дальневосточном государственном университете, и через шесть лет получила диплом психолога, потом дополнительно прошла специализацию по дефектологии и логопедии. Одновременно с учебой я продолжала работать, Владу мы наняли воспитателя с педагогическим образованием. Мы с ней вместе разрабатывали для Влада программы, и она четко им следовала.
У детей с синдромом Дауна очень важно развивать моторику. Если будут развиты руки, то будет лучше развиваться речь. Мы перебрали горы фасоли и гороха, собирали спички в коробок, делали из палочек разные фигурки, рвали бумагу, работали с пластилином, а сколько штриховали! Психолог мне объяснила, что у ребенка в этом возрасте активного внимания хватает на пятнадцать минут. Я ставила будильник на пятнадцать минут, потом мы делали перерыв, а через сорок пять минут продолжала занятия, и так целый день. Конечно, время занятий увеличивалось согласно возрасту.
Очень много читали Владу, сменяя друг друга. В этом участвовали вся семья: и муж, и старший сын. А когда Владенька заговорил, оказалось, что он уже многое знает наизусть.
У Влада развито чувство осторожности. Когда он начал ходить, держался рукой за стену и за все что было рядом, и нужно было очень постараться убедить его, чтобы он отпустился и пошел к тебе. Уже позже, когда я с ним на руках подходила к окну, говорил: «Держи крепче, чтобы я не упал!».
Иммунитет у него был очень слабый: только выйдем на улицу – потом неделю болеем. Это был настоящий кошмар. Нужно было что-то делать. Одну комнату в квартире превратили в спортзал и стали еще больше времени уделять спорту и пешим прогулкам. Мы жили на восьмом этаже, у нас три года не работал лифт, и Владик поднимался сам, хотя он еще был маленький. (Когда мы переехали, ему было два года). Наверное, это все способствовало его развитию. Детей с СД нужно учить всему, здоровый ребенок сам проявит интерес и потянется к игрушке, а наших надо учить играться.
В детский сад мы не ходили, но в семь лет пошли в общеобразовательную школу. Владик учился там до шестого класса, вполне успешно. Он отлично чувствует русский язык, и у него редко бывают грамматические ошибки. Хорошая память позволяет ему быстро запоминать стихи. Но вдруг стал заикаться, и я подумала, что это из-за слишком большой нагрузки, и перевела в коррекционную школу.
Мы записались на комиссию в Центр психического здоровья в Москве и прошли соответствующие тесты. Психолог и логопед были поражены: тесты показали, на тот момент, что у Влада развитие по нижней границе нормы. И нам сказали: «Зачем вам коррекционная школа? Давайте в обычную!». Мы с мужем пошли в коррекционную школу, поговорили с директором, нас убедили, что они занимаются социализацией, показали прекрасно оборудованные классы со стиральными машинами и всей бытовой техникой и оборудованием, где детей учат вести хозяйство и навыкам самообслуживания, и мы приняли решение перевести его в коррекционную школу. Но за все время, что Влад там «учился», им даже не позволили прикоснуться к бытовой технике, на уроках труда они записывали, как этим пользоваться теоретически. А прекрасно оборудованные классы ждут, наверное, и сегодня комиссии, которые в протоколы запишут, как прекрасно в школе обстоят дела… Влад провел там шесть лет, но по сути, все наши ожидания не оправдались, и всему, что он умеет, он научился дома.
Если у ребят есть какие-то особенности, то в детском коллективе это замечают и могут не принимать в свой круг. Нам было очень важно, чтобы Влада приняли в детский коллектив. Однажды, когда мы переехали жить в новый дом, Владик вышел с папой гулять. Я смотрю в окно и вижу – он один качается на качелях, никто к нему не подходит, остальные дети играют в футбол. Ему было тогда лет двенадцать. Я оделась, вышла на улицу и говорю: «Влад, почему ты не идешь играть в футбол с детьми? Ты боишься, что тебя не примут?». Он утвердительно махнул головой. Я говорю: «Пойдем вместе!». Мы подошли к ребятам, и я спросила: «Мальчишки, кто тут главный?». Один из них вышел вперед. Я говорю: «Вот пришел новый боец, возьмите к себе». Он отвечает: «У нас в командах игроков поровну. Если мы возьмем одного, то в другой команде будет меньше». А я ответила: «Нас же двое. Я могу постоять на воротах». Они удивились, но согласились. Я постояла на воротах, а Влада приняли в игру. Потом эти ребята меня спрашивали, когда видели на улице: «А вы сегодня будете на воротах стоять?». Дети очень любят, когда взрослые с ними играют.