Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она помнила, что поклялась не поучать его. Но тут не стерпела и разразилась поучением о достоинствах честности, не забыв упомянуть о гневе Божьем и о Страшном Суде. Ее речь не произвела на Габриэля никакого впечатления: он зевнул где-то между огнем и серой.
— Супруг мой, мой долг помогать вам вести добрую и честную жизнь.
— Зачем?
— Чтобы достичь небес, конечно.
Он засмеялся. Она отступила. И заснула в тревоге о душе своего супруга.
Первое, что увидела Джоанна, когда спустилась на следующее утро в залу, был ее гобелен, разодранный в клочья. Ее корзине тоже досталось. Злоумышленник сидел на месте преступления и пережевывал оставшиеся лоскуты.
Дамфрис знал, что его не похвалят. Он попытался заползти под стул, когда она позвала его и направилась к нему. Стул с грохотом опрокинулся, Дамфрис зарычал. В тот же миг из кухни примчалась Мэган.
Собака угрожающе выла, словно демон, вырвавшийся из ада. Казалось, от этого рычания и воя вот-вот обрушатся балки. Мэган пришла в ужас. С опаской она наклонилась подобрать остатки гобелена.
Кит и Колум, услышав переполох, бросились в дом и остолбенели, остановившись на верхней ступеньке. Появившийся за их спинами Габриэль оттолкнул солдат и сбежал с лестницы в залу.
Джоанна и Дамфрис занимались перетягиванием корзины друг у друга. Пес побеждал. Джоанна же пыталась выудить свое имущество из его пасти. Она беспокоилась, что пес подавится ремнем, если захочет его проглотить.
— Великий Боже, Мэган, что это вы сделали с гобеленом миледи? — изумился Кит, когда наконец рассмотрел, что именно служанка держит в руках. Он нахмурился и покачал головой.
Джоанна, не отвлекаясь от своего занятия, ответила ему за маклоринку:
— Сэр, вы полагаете, что это Мэган изжевала гобелен?
Колум захохотал. В этот момент Джоанна потеряла равновесие и полетела на пол. Габриэль схватил ее, поставил на ноги и повернулся к своему любимцу. Джоанна обежала мужа и встала прямо перед собакой:
— Габриэль, вы не посмеете ударить пса!
Она выкрикнула эти слова громко, чтобы их не заглушил смех Колума. Габриэль посмотрел на нее, едва сдерживая досаду.
— Я не собираюсь бить его. Отойдите с дороги, женщина, и не заламывайте руки. Дамфрис, прекрати этот проклятый вой.
Джоанна не сдвинулась с места. Габриэль отодвинул ее, спустился на одно колено перед псом и заставил его открыть пасть, чтобы высвободить корзинку. Дамфрису не хотелось ее уступать, и он визжал, протестуя, но в конце концов сдался.
Габриэль не позволил жене утешить пса. Он поднялся, взял ее за плечи и потребовал, чтобы она поцеловала мужа на дорогу.
— В присутствии людей? — прошептала она.
Он кивнул. Она вспыхнула. Его губы слились с ее губами в долгом поцелуе. Когда он отстранился он нее, она стояла ошеломлена.
— Вы выглядите усталой, жена. Вы должны отдохнуть
Габриэль бросил это, уже направляясь к двери. Она метнулась следом за ним.
— Невозможно, чтобы вы говорили это серьезно, милорд!
— Я всегда серьезен, миледи.
— Но я только что поднялась с постели. Не думаете же вы, что мне сейчас необходимо вздремнуть?
— Я полагаю, что вам необходимо отдохнуть, — повторил он, не оборачиваясь. — И перемените плед, Джоанна. Вы опять их перепутали.
— Сегодня пятница, миледи, — подтвердил Колум.
Она издала громкий вздох, не приличествующий леди. Мэган подождала, пока мужчины выйдут, и поспешила к своей госпоже:
— Идите наверх и отдохните, леди Джоанна. Вам не следует переутомляться.
Джоанна почувствовала, что готова закричать.
— Во имя всего святого, Мэган, по-вашему, я выгляжу больной?
Маклоринка внимательно оглядела ее и покачала годовой.
— Правду сказать, вы выглядите не хуже меня.
— А вы собираетесь присесть и отдохнуть? — спросила Джоанна.
— У меня есть дела, — ответила Мэган. — У меня нет времени для сидения.
— У меня тоже есть дела, — пробормотала Джоанна. — И я возьмусь за них сейчас же. Я была слишком занята собой. Но теперь все переменится. Приступим прямо сейчас. — Голос Джоанны обрел силу и звучал повелительно.
Такого Мэган никогда еще не слышала.
— Но, миледи, ваш супруг приказал вам отдыхать. Джоанна, не обратив на это внимания, отчеканила список первоочередных дел, которые надо было закончить к вечеру. Позволила Мэган взять в помощь еще двух служанок и заявила, что хочет поговорить с кухаркой об обеде.
— И, пожалуйста, принесите из комнаты мои лук и стрелы, — потребовала Джоанна. Она направилась в заднюю часть башни. — Если кухарка захочет возиться с дичью, у нас на обед будет тушеная зайчатина. Я уверена, что сумею выманить Огги на маленькую охоту. Я вернусь еще до полудня, Мэган.
— Вы не можете ехать на охоту, миледи. Ваш муж запретил вам выезжать.
— Нет не запретил, — возразила Джоанна. — Он просто думал, что мне надо отдохнуть. Но ведь он ничего не говорил про охоту, не так ли?
— Но он имел в виду…
— Не стройте догадки о милорде. И ни о чем не беспокойтесь. Я обещаю вернуться прежде, чем меня хватятся.
Мэган покачала головой:
— Вы не пройдете снаружи и десяти шагов, как вас уже заметит Кит… или сегодня за вами должен присматривать Колум?
— Надеюсь, что каждый из них считает, что сегодня не его день.
Она поспешила к задней двери, повернула налево и пересекла двор, направляясь к кухне. Там она представилась кухарке, пожилой женщине с седыми прядями в рыжих волосах, и извинилась, что так долго откладывала их знакомство. Кухарку звали Хильда. На ней был макбейновский плед. Тронутая вниманием Джоанны, она в знак признательности повела ее на экскурсию в кладовую.
— Если я буду удачлива в охоте и поймаю нескольких зайцев, согласитесь ли вы приготовить их сегодня нам на обед?
Хильда кивнула.
— Я превосходно тушу зайчатину, — похвасталась она. — Но зайцев, если они не очень жирные, нужно не меньше десяти. Жирных хватит и девяти.
— Так пожелайте мне удачи в охоте, — сказала Джоанна и поспешила назад в большую залу. Там она взяла у Мэган лук и стрелы и снова вышла через заднюю дверь.
Она избрала длинный путь, чтобы зайти в конюшню с другого конца. Шон сначала не хотел седлать для нее лошадь. Она умаслила его улыбками и обещанием не ехать дальше нижнего луга. Она дала понять, что получила разрешение от Габриэля. Явной ложью это не было, так, маленький обман, но все же она почувствовала себя виноватой.