Красной армии? Да и голод постучится в твои двери». Здесь можно увидеть некий намек на то, что, пусть формально, но государственную систему обеспечения семей красноармейцев можно рассматривать как вариант института заложничества: предав нас, ты обрекаешь на гибель не только себя, но и своих родных и близких. Апелляции к здравому смыслу весьма обычны: если враг придет, то отберет хлеб, лошадей и заставит «…жену твою служить офицерам-золотопогонникам». Кроме того, подводит промежуточный итог автор, побег из Красной армии – это просто глупость, так лишь скорее погибнешь: дезертира или настигнет карающий меч правосудия, или же победят белые со всеми вытекающими последствиями. «А твоя совесть, разве она даст тебе покой?»[723] Речитативное перечисление всяческих бед и горестей, которые А. М. Коллонтай обещала будущим дезертирам, напоминает своеобразный сглаз, проклятье.

На литературном фронте антидезертирской борьбы были задействованы все доступные большевикам литературные силы. В хулигански-народной форме клеймили дезертира самодеятельные поэты-красноармейцы. Ряд произведений на эту тему написал В. В. Маяковский. Его перу принадлежит «Сказка о дезертире, устроившимся недурненько, и о том, какая участь постигла его самого и семью шкурника», в которой результатом единичного дезертирства стало крушение Красной армии, возвращение барина и его приказ: «Подавай и себя, и поля, и дом, и жену помещику тоже»[724]. В 1920 г. поэт поместил дезертира на «почетное» второе место в списке главных врагов между «польским пановьем» и «грязью и вошью»[725]. Нашла новое применение и классика: так, Колпинский райком РКП(б) по вопросу о дезертирах постановил «отпечатать стихотворение Лермонтова „Беглец“ в 500 экз. по первой необходимости и распространить»[726].

Центральной фигурой на поэтическом поприще был «доблестный кавалерист слова» Демьян Бедный, неутомимо раскрывавший порочность этого преступления. В. И. Ленин еще до Гражданской войны называл его «тараном» партии, а сам поэт отказывал в значении всему, что не имело отношения к агитационно-литературной работе[727]. Недаром Л. Д. Троцкий, который был одним из главных разработчиков всей системы борьбы с дезертирством и понимал всю важность этого дела, равнял по значимости Д. Бедного и отборную дивизию. С 1918 по 1921 г. вышло более 40 стихотворных сборников Д. Бедного, большинство из которых адресовалось красноармейцам и было созвучно нашей теме. За годы Гражданской войны отдельным изданием семь (!) раз выходила его наиболее известная антидезертирская работа – «горькая дезертирская повесть» «О Митьке-бегунце и его конце»[728]. Только один из тиражей (М.: Гиз, 1919.) насчитывал 300 тыс. экземпляров. В 1919 г. был снят агитфильм «Митька-бегунец». Политотдел Южной группы Восточного фронта выпустил специальную подборку произведений Д. Бедного «Стихи о дезертирах». По его сюжетам создавались плакаты (например, плакат Д. Моора к стихотворению «Белогвардеец и дезертир» 1920 г.). Большую популярность приобрела песня «Проводы» («Как родная меня мать провожала…», 1918 г.), которая была создана в момент катастрофического дезертирства с фронта под Свияжском.

Будучи крепко связанным с крестьянством, которое было той социальной средой, где Бедный вырос как человек и сформировался как поэт, он понимал всю тяжесть положения большинства населения страны и состава армии. Он сам был мобилизован (в 1914 г.), награжден Георгиевской медалью, написал много проникновенных слов о солдатской доле, о трудном положении его семьи: «За наборами – наборы. Все хозяйство без опоры»[729]. А ведь именно отсутствие рабочих рук было одной из главных причин дезертирства уже из Красной армии. Получая огромное количество писем и непосредственно общаясь с красноармейцами, Д. Бедный видел, что далеко не все дезертиры – это предатели трудового народа: многие бежали от невыносимых условий службы или затем, чтобы помочь семье. Именно доверием и «свойскостью» мог подкупить Бедный раскаявшихся дезертиров, сомневающихся красноармейцев. В поэтических разговорах с последними содержались и нелицеприятные для власти утверждения, например: «Обернулась-де татарщиной власть рабочих и крестьян. Не под новой ли мы барщиной…» («С товарищами красноармейцами беседа по душам», 1919 г.). В периоды амнистирования дезертиров, их массового добровольного возвращения советская пропаганда нуждалась именно в таком понимающем тоне. Одновременно опасно было заиграться с мягкостью, дабы не множить число новых дезертиров, ободренных безнаказанностью, и очень часто приговор Демьяна был категоричен. Он был, несомненно, популярен в народе, и слово его имело большой вес.

Можно выделить три основных элемента, которые Бедный использовал для демонстрации порочности этого преступления, развенчания образа дезертира. Подобные приемы можно встретить и у других пропагандистов данного периода, Бедный не был их зачинателем. То, что было его непревзойденным коньком, – это язык стиха. Задачу момента Бедный блестяще переводил на близкий «темной массе» язык и на житейском уровне, по-свойски разъяснял ее выгоду. В письме одного из представителей этой «массы» читаем: «Напиши нам про это, товарищ Демьян… Ты напишешь – поймем. Потому у тебя выговор приятный…»[730] Д. Бедный как никто другой из литературных современников умел «достучаться» до сердец крестьян, рабочих, красноармейцев[731]. Использовал он и псевдонимы с нарочито народными прозвищами, например «Дед Сафон» (ср. с псевдонимом Василия Князева «Дед Нефед»).

Итак, во-первых, нужно отметить прием противопоставления «старого и нового», что в нашем случае выражалось в сравнении царской и рабоче-крестьянской армий, службы в них, целей и самой сути. Так, к примеру, построено стихотворение «Прежде и ныне» (1920 г.):

Прежде парни горевали,

Службы царской не любили,

Зубы с челюстями рвали,

Пальцы пачками рубили…

…Ныне метят в дезертиры

Лишь одни враги народа.

Большое влияние на идейное содержание его произведений, по свидетельству Д. Бедного, оказала беседа с В. И. Лениным, где глава партии и советского правительства говорил о вреде «старинных песен-плачей царской рекрутчины». Соответственно, одной из целей работы поэта было, сохранив привычную и доходчивую народную форму подобных произведений, дать им новое содержание, знаменующее коренное отличие «распроклятой злодейки службы царской» из-под палки от сознательного исполнения классового долга по защите первого в мире рабочего государства[732].

Во-вторых, выделим прием обыгрывания факта уклонения или побега со службы в гендерном аспекте. Например, девицы заглядываются на проходящих по деревне красноармейцев: «Все парнишки наши, право, перед ними – мелкота», что вызвало ответную реакцию уклонистов-односельчан: стыд, обида, сожаление о своих глупых страхах перед призывом («Красноармейская походная», 1918). Похожие мотивы отражены в «Частушках», где выражено сожаление девушки, которая охотно служила бы в Красной армии, если бы уродилась мужчиной.

В-третьих, стихи Д. Бедного постоянно возвращали читателя к классовому расколу деревни, а дезертирами выставлялись «кулацкие сынки», которых прячут богатые родители. Зажиточные крестьяне и священники подбивали односельчан к бунту в момент призыва, ведь «в строй сдавать своих сынов нет у них охоты». Подошедший отряд по борьбе с дезертирством поставил