она оказывала реальное влияние на население, увеличивала уровень добровольной явки дезертиров, «служа агитационным средством»[689].

Важнейшей задачей «предупредительного» характера, возложенной на комдезертир, было развитие, углубление политической сознательности и культурного уровня рабочих и крестьянских масс, в особенности красноармейцев, через постоянную пропаганду вреда дезертирства и неотвратимости наказания – «невозможности дезертирам скрыться»[690]. За период с 1 августа 1919 по 15 марта 1920 г. Петроградской ГКД было устроено 625 митингов[691]. «Дезертир – первый друг и брат Колчаку, Маннергейму и др. генералам белой гвардии», «дезертиру нужен не хлеб и приют, а расстрел», – подобные лозунги неслись со всех сторон и, хотя бы числом, несомненно оказывали воздействие на обывателя – члена семьи или потенциального дезертира[692]. Только Петроградская УКД провела с 16 июля 1919 г. по 5 февраля 1920 г. 87 митингов на тему дезертирства, но эти сведения не полны, так как сама комиссия не имела сколько-нибудь точных данных из волостей[693]. Отчеты Горской ВКД Ямбургского уезда позволяют оценить темпы и объем работы волостных комиссий на завершающем этапе ее существования, в период с октября 1920 г. по март 1921 г. Комиссия отчиталась о проведении 32 собеседований и митингов, причем не отмечен ни один случай добровольной явки[694].

С. П. Оликов, характеризуя деятельность комдезертир Петроградского военного округа, увидел их особенность (и недостаток) в недооценке роли как раз митингов. По его данным, за вторую половину августа 1919 г. было проведено 94 митинга, за тот же срок добровольно сдалось 3263 дезертира. По его мнению, если бы над всеми преданными суду 620 дезертирами провели показательные суды-митинги, то «результат был бы иным»[695]. Ранее, за всю июньскую неделю добровольной явки, по Петроградскому военному округу прошли те же 94 митинга. Для сравнения: в Ярославском военном округе – 404, Орловском – 141, Приволжском – 91 митинг[696]. Недостаток агитаторов (особенно профессиональных) явился одной из основных проблем. Крайне слабо было поставлено дело агитации против дезертирства в Новгородской губернии. На губернском съезде работников комдезертир 27 декабря 1919 г. было заявлено, что из четырех (!) агитаторов губернии агитпросвет может «иногда» выделить одного, который способен провести митинг или собеседование в Новгороде, но направить его в уезды было «совершенно невозможно»[697]. На октябрь 1920 г. Новгородская ГКД отчиталась о проведении 333 митингов и собеседований, что в четыре раза меньше, чем, например, в Псковской губернии[698].

Митинги, посвященные вопросам мобилизации и борьбы с дезертирством, порой проходили не так гладко, как хотелось бы представителям официальной власти. Выступавших агитаторов слушали неохотно, речи сопровождались выкриками «долой ораторов, не желаем больше воевать»[699]. Агитатор Псковского ГВК Пугачев в мае 1919 г. докладывал о срыве целой серии митингов при попущении сельских властей, которые были серьезно зависимы от местного населения[700]. Инициативы центра зачастую не встречали отклика на местах, деревня жила своей жизнью. Партийные работники могли столкнуться по приезде в ту или иную волость с такой картиной: «Привезенная литература лежит целыми неделями и не распространена, и темнота непробудная среди населения»[701]. Ссылки на неразвитость и серость мужика столь часто повторялись в деловой переписке работников комдезертир, военкоматов, агитаторов, что выглядели скорее попытками оправдать собственную недостаточно активную или вовсе бездарную работу. Нельзя не отметить низкую информированность местных властей: в ряде волостей нередко не знали о проведении мобилизации, ее сроках, призываемых годах и т. д.[702] Широко распространились слухи о страшной участи сдавшихся дезертиров: – Ну а что с нами будет в городе-то? Небойсь всех расстреляют?.. – Нет, на первый раз всех возьмут, да и снова на фронт пошлют… – А нам сказывали, будто всех в Кронштадт пошлют. Там посадят всех на барку, вывезут в море, да и расстреляют с пушек[703].

Важнейшим делом было ведение агитационной работы непосредственно в войсках округа. Политотдел 7-й армии большими тиражами выпускал листовки, призывающие дезертиров возвращаться в красные ряды. На территории исследуемых губерний широкое хождение получили листовки «Ко всем бывшим красноармейцам, попавшим в белые войска» (1919 г.), «Слушай, дезертир!» (1919 г.), «Дезертиры!» (1920 г.)[704]. Листовка «Дезертиры Красной Армии» (1919 г.) содержала призыв добровольно сдаваться властям и возвращаться в армию. Листовка «Вернувшимся дезертирам» (1919 г.) агитировала прощенных беглецов кровью искупать свою вину в боях. Упомянем также изданное Петросоветом в мае 1919 г. и распространяемое в форме листовки «Обращение к Красной Армии», содержавшее призыв покончить с дезертирством и паническим отступлением. Листовки грозили дезертиру расстрелом: «с ним расправа как с прислужником белой гвардии»[705].

В начале 1920 г., с переводом 7-й армии на положение армии труда, еще труднее стало объяснять, почему уже не защита социалистического отечества от «наймитов Антанты», а физический труд важнее такой же работы у себя в деревне. За первые две недели марта 1920 г. в воинских частях прошло 115 митингов, подведомственных Петроградской ГКД, что составило почти половину аналогичных мероприятий по округу[706]. Далее тяжесть работы была перенесена в волости.

Качество и интенсивность агитационно-пропагандистской работы на Северо-Западе определило и то, что до того, как Петроградский фронт стал первоочередным, все средства и силы, в том числе лучшие партийные кадры были брошены на Южный и Восточный фронт в четком согласовании с ленинским тезисом «грабить Питер»[707]. Из Петрограда только за апрель – июль 1919 г. по партийной мобилизации на фронт отправились около 20 тыс. человек, из них тысяча ответственных партийных работников. В качестве комиссаров, командиров и административно-хозяйственных работников в июле на Южный фронт были отправлены 438 коммунистов, в августе – 431, в сентябре – 1027. «И голод, и военная опасность, и вытягивание лучших рабочих на советские должности по всей России…» – все эти факторы прямо влияли на истощение городских сил[708]. И без того невысокий боевой дух вкупе с плохими бытовыми условиями усиливал дезертирство в регионе, а разъяснить понятно, горячо, убедительно простому красноармейцу цели борьбы, его личную выгоду в победе большевиков, необходимость ради всего этого идти на жертвы было буквально некому.

В меньшем масштабе аналогичная ситуация повторилась в Псковской губернии. При сравнительно небольшой численности коллектива коммунистов ситуацию еще более усложняли партийные мобилизации весны 1919 г. Лишь часть мобилизованных с разрешения ЦК РКП(б) была оставлена на территории округа, в том числе на Псковском участке. Всего за 1919 г. псковская организация РКП(б) направила на фронты Гражданской войны около половины своего состава[709]. В декабре 1919 г. член ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский объяснял прекращение массовой партийной мобилизации тем, что «невысокий качественный состав работников делал ее в дальнейшем безрезультатной»[710]. Уже по этому можно судить об оставшихся кадрах, задействованных и в антидезертирской агитационной деятельности.