средства. В подразделениях 7-й армии, в запасных частях, расположенных в исследуемом регионе, использовались патефонные пластинки с речами В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Н. И. Подвойского, с баснями и частушками Демьяна Бедного. Создавались кинофильмы, в которых в понятной и образной форме разъяснялись важнейшие политические лозунги и задачи советской власти. В положении о создании военно-кинематографического бюро при военно-театральном комитете Петроградского военного округа говорилось, что кинематограф, «…будучи весьма популярным среди красноармейских и матросских масс, должен занять подобающее место в политико-просветительской работе как легко воспринимаемый массами вид культурного просвещения и политической агитации»[675]. Активно приступили к выпуску игровых инсценированных «фильмов-плакатов», «фильмов-листовок», в том числе касающихся и нашего вопроса[676]. К первой годовщине Красной армии, по договорам Всероссийского фотокиноотдела Наркомата просвещения с частными кинофирмами («Нептун», «Русь», «И. Н. Ермольев», «А. Ханжонков и Ко»), было выпущено 13 агитфильмов, среди которых как минимум два посвящены непосредственно исследуемой теме: «Беглец» (режиссер Б. В. Чайковский) и «Дезертиры» (режиссер Е. О. Славинский).

Создавались и «агитфильмы», которые могли вызвать у аудитории реакцию, противоположную той, на которую рассчитывал заказчик. В качестве примера приведем «псевдоагитфильм» «Сон Тараса» (1919 г., кинофирма «Русь»). Данная комедия должна была продемонстрировать преимущества службы в рабоче-крестьянской армии перед старой армией. По сюжету красноармеец Тарас опился самогоном на посту и заснул. Ему приснилось, что он служит в царской армии и, бежав с поста, отправился гулять по Москве, заночевал у проститутки, где столкнулся с генералом, который вызвал военный патруль. Тараса приговорили к расстрелу за дезертирство. После чего герой фильма проснулся и рассказал сон товарищам. И те, потешаясь над ним, поздравили Тараса, что он служит в Красной армии, а не в царской. На этом фильм заканчивается. Исследователь Н. А. Лебедев комментировал этот явно неудачный агитационный опыт так: «Мораль получалась более чем своеобразная: в царской армии за нарушение дисциплины – расстрел, а в Красной Армии – хоть пьянствуй, хоть спи на посту – никаких взысканий»[677].

Масштабная и грамотно поставленная агитация была, несомненно, одним из факторов победы большевиков в Гражданской войне. Велика была и роль плакатного искусства. Уже на первых заседаниях ЦКД было решено через Наркомат просвещения привлечь художников к созданию плакатов, изобличающих дезертиров, пропагандирующих борьбу с ними[678]. Плакаты в основном размещались в воинских частях, военкоматах, присутственных местах и направлены были в первую очередь на профилактику, предотвращение дезертирства. Они в большинстве своем отображали незавидные будни дезертира и последствия его преступления для его семьи и всей России в случае победы контрреволюции. Сами названия плакатов говорят о многом: «На кого работают дезертиры. Горе дезертирам!» (В. В. Спасский, 1919 г.), «Как дезертир капиталисту помощь оказал» (М. М. Черемных, 1919 г.). В иллюстрированном сборнике «Советский плакат эпохи гражданской войны. 1918-1921» приведены восемь плакатов, непосредственно посвященных дезертиру Красной армии[679].

По словам С. П. Оликова, «колоссальное впечатление» производил получивший широкое хождение плакат «Кошмар дезертира» (1919 г.), на котором были изображены его страшные видения – последствия предательства. Он же назвал плакаты «самым действительным способом агитации», отнеся к их главным достоинствам точно схваченное наглядное выражение настроений момента[680]. В телеграмме Л. Д. Троцкого, которая через ОКД была доведена до сведения местных комдезертир 21 июня 1919 г., председатель РВСР выражал недовольство отсутствием широкой агитационной деятельности. Одним из выходов ему виделось именно увеличение количества плакатов, размещаемых на придорожных досках, которые раньше использовались для коммерческой рекламы, а также введение в широкий оборот «кратких изречений», метких лозунгов против дезертирства[681].

Для пропаганды вреда дезертирства и призывов к добровольной явке беглецов и уклонистов нужно было использовать любое массовое собрание населения: праздник, сход и т. д. В материалах комдезертир исследуемых губерний неоднократно отмечалось, что удачным временем для антидезертирской агитации была пасхальная неделя. «Скопление праздного народа и молодежи в особенности в деревнях на „ГУЛЯНКАХ“» было лучшим временем для устроения митингов, лекций, собеседований с разъяснением вреда дезертирства и необходимости применения суровых наказаний[682]. Одной из примитивных, но действенных «приманок» для сбора максимального количества крестьян было устроение бесплатного чая и «развлечений»[683]. На сходах агитаторы требовали от населения составления и подписания «приговоров о выдаче всех дезертиров за круговой порукой». Обычно после митинга собравшиеся подписывали торжественное коллективное обещание бороться с дезертирами, например «…даем слово, что будем гнать дезертиров всех в леса»[684]. В данном случае любопытна весьма уклончивая формулировка «гнать в леса», а не, например, «сдавать в комиссариат» или «возвращать на фронт». За «категорический отказ» своевременно подписать подобное обещание на жителей деревни Низово (Лужский уезд) был наложен коллективный штраф в 75 тыс. руб.[685]

Весьма популярным, ярким и наглядным средством агитации была постановка «судов». По сути, это были массовые театрализованные представления, они проводились в местах скопления населения. На них обыгрывались судебные процессы над врагами революции: над Капиталом, Спекулянтом, Дезертиром. Подобные представления основывались на актуальном газетном материале и включали монологи, коллективную декламацию, частушки, фельетоны[686]. При отрядах по ловле дезертиров находились члены выездных сессий ревтрибуналов, которые проводили суды-митинги иного рода. Они представляли собой реальный публичный процесс, который завершался вынесением приговора, строгость которого напрямую зависела от целей борьбы с дезертирством в данное время и в данной местности. Например, если задачей была выдача родными в конкретном населенном пункте своих сыновей-дезертиров, то наказание могло быть и формальным. Такие «митинги-летучки» имели не столько судебные, сколько агитационно-пропагандистские цели, основным объектом обвинения здесь были не сами дезертиры как личности, а обобщенные настроения, вызывавшие дезертирство, «темнота» и невежество деревни. В воспоминаниях С. Гурьева приведен характерный момент, когда порядок суда РВТ 6-й дивизии 7-й армии (май 1919 г.) над дезертиром был нарушен с согласия членов трибунала, чтобы дать высказаться присутствующему красноармейцу, так как «нам важен не столько приговор, сколько реакция бойцов на него»[687]. Совсем «театрально» выглядит картина, переданная по материалам газет С. П. Мельгуновым: «Накануне заседания Гомельской выездной сессии на всех углах были расклеены объявления о публичном суде дезертиров в здании театра. Я пошел. Сидит тройка и судит сотню дезертиров. Председатель кричит на подсудимого и присуждает к расстрелу…»[688]

ЦКД и НКЮ предписывали ГКД и ревтрибуналам по крайней мере раз в неделю выезжать в уезды и волости для разбора дезертирских дел на местах. Особо оговаривалось, что в качестве обвинителей на этих процессах должны были выступать члены РКП(б). В сводке по Петроградскому военному округу за вторую половину мая 1919 г. упоминалось, что подобная система на тот момент действовала лишь в Псковской губернии, где, по уверению сотрудников комдезертир,