Вонючка въехал, сверкая значками от ворота до колен.

– Слыхали? – взвизгнул он придушенно. – У директора в кабинете лежит четырнадцать посылок! И куча писем! Но письма – это фигня. Главное – посылки! Все мои!

– Ответы на те письма? – догадался Горбач.

– Они самые, – Вонючка закружил по комнате, мелькая спицами колес.

– Нет, вы когда-нибудь о таком слыхали? Они мне их не отдают. Говорят: кто послал и зачем? А какое их дело? Это мне послали, это мои посылки! Значит, они должны мне их вручить.

– И ты вот так спокойно уехал? – не поверил Волк.

– Еще чего! Я с ними поскандалил. Сейчас отдохну и поеду скандалить дальше. Только мне нужен транспарант. Нарисуете?

Кузнечик рассмеялся.

– Ничего смешного! – возмутился Вонючка. – Куча полезных вещей гниет в директорском кабинете! Это не смешно. Давайте быстрее… Рисуйте и пишите! – он подкатил к тумбочке и зашуршал бумагой. – У нас что, нет большого листа? Не понимаю. Такая необходимая в хозяйстве вещь…

– Лучше на простыне, – загорелся Фокусник. – Разрежем ее на две половинки… И еще нужны две палки для ручек.

– Одна, – отрезал Вонючка. – Одной достаточно. Другая рука мне будет нужна. Чтобы дудеть в трубу.

Они лежали на полу перед расстеленными кусками простыни и задумчиво грызли кисточки.

– Что-нибудь вроде «Ирландию – ирландцам!» – наседал Вонючка. – Или «Руки прочь от…» чего-нибудь.

– А может, «Посылки – хозяину»? – предложил Горбач.

– Тоже можно, – нехотя согласился Вонючка. – Хотя это и банально.

Красавица гладил банки с краской. Слон рисовал на полу солнце. Волк начал синим цветом выводить слово «посылки».

– Ровнее, ровнее, – волновался Вонючка. – И крупнее.

– Можно просто взломать замок, – сказал Сиамец Рекс. – И ночью все унести. Тогда и писать ничего не надо.

– Ну, нет! Красть то, что и так свое? Пусть сами выдадут! – Вонючка поправил простыню. – Еще пожалеют, что так поступили. Еще будут умолять: возьмите, возьмите скорее!

– Четырнадцать посылок, – уважительно вздохнул Фокусник.

– А я о чем! Есть из-за чего трудиться.

Когда транспарант: «Посылки – хозяину!» был готов, Фокусник потребовал себе такой же. Волк сказал, что два одинаковых плаката – это неинтересно, и пока сохли «Посылки», они написали на другой половине простыни: «Нет директорскому произволу!», а на листе ватмана: «Руки прочь от достояния учащихся!». Потом к простыням приклеили ручки.

– Скорее, скорее! – торопил Фокусник.

– Можно нам тоже пойти? – спросил один из Сиамцев.

– Подойдете позже, – строго сказал Вонючка. – Когда мы выдохнемся. Тогда вы немного покричите «Долой!» и погромыхаете чем-нибудь. Пока мы передохнем.

Красавица вдруг заволновался и, заикаясь, принялся объяснять:

– Четыре яблока. Четыре. Это много!

– Красавица сделает сок, – перевел Волк. – Сиамцы отнесут его вам. Для поддержки ваших сил. Сок из четырех яблок.

Красавица засиял. Вонючка похлопал его по руке:

– Спасибо. Это будет великий вклад в наше общее дело. И я даже дам тебе лимон, чтобы вклад был побольше.

Фокусник, Вонючка и Горбач взяли транспаранты и ушли. Сиамцы начали искать что-нибудь гремящее. Красавица суетился вокруг соковыжималки. Слон принес ему еще одно яблоко. Волк лег на пол и закрыл глаза.

Кузнечик сел на свою кровать. Ему очень хотелось посмотреть, что станет делать Вонючка, но он стеснялся. Это будет что-то очень шумное и стыдное, на что сбежится поглазеть весь Дом. Сиамцы нашли салатницу, капкан и половник и принялись, обходя Волка, собирать обрезки бумаг и закрывать банки с краской.

– Четырнадцать посылок, – шептали они друг другу, облизываясь. Красавица благоговейно запустил соковыжималку. Слон держал кастрюльку и смотрел, как она наполняется прозрачно-желтым соком.

Они ушли. Слон нес бутылку с соком. Красавица не нес ничего. Сиамцы несли то, чем собирались греметь. Красавица волновался. Он вписался в дверь только с третьей попытки, когда Сиамцы зажали его боками и вывели, как под конвоем.

Волк лежал на полу. Слепой – на своей кровати.

«Слепой и так все слышит», – подумал Кузнечик. Ему не надо никуда идти. Он и здесь, и там одновременно.

Кузнечик сполз с кровати и сел на пол.

– Седой уезжает, – сказал он. – Навсегда. Его больше не будет в Доме. Он чего-то боится. Чего-то, что случится летом, перед тем, как старшим уходить.

Волк открыл глаза:

– Откуда ты знаешь? Ты что, говорил с ним?

Кузнечик кивнул.

– Он помнит прошлый выпуск. Тех, что были до них. Он говорит, что нет ничего страшнее последнего года.

– Это так, – приподнялся Волк. – Только странно, что он говорил о таком с тобой. Или ты подслушал?

– Нет. Он мне сам сказал. Только мне.

Волк опять лег.

– Все страньше и страньше, – пробормотал он.

Слепой закопошился на кровати. Встал с каким-то пыльным пакетом в руках, подошел к Кузнечику, уронил на него пакет и вернулся на свое место. Кузнечик удивленно принялся разглядывать дар Слепого.

– Что это? – спросил он, потыкав в пакет протезом.

Волк перевернулся, схватил подарок и заглянул внутрь.

– По-моему, это то, что ты хотел, – он вытряхнул на пол кассеты. Ободранные, частью без коробок, они лежали кучей, демонстрируя стершиеся надписи на боках.

– Твои «Дирижабли», – проворчал Слепой. – От которых у тебя мозги съезжают. Тот, кто дал, сказал, что это то самое.

– Спасибо, Слепой, – прошептал Кузнечик. – Где ты их взял?

– Подарили, – холодно отозвался Слепой. – Тот, кто не мог отказать.

Сразу стало понятно, что он говорит не о Лосе.

– Какая тебе разница? Ты радуйся.

– Еще один шантажист, – проницательно отметил Волк. – Много вас собралось на одну комнату.

«Это Череп ему их дал, – подумал Кузнечик. – Ведь Слепой носит его письма. Череп и не может ему отказать».

Слепой лежал, спрятав руки под мышки. Черные волосы блестели, лица не было видно.

– И кто это тебе не может отказать? – поинтересовался Волк.

Слепой не ответил.

Волк повернулся к Кузнечику:

– Он всегда молчит. Почти всегда. Иногда скажет что-нибудь – и опять молчит. Хотел бы я хоть один-единственный раз услышать продолжение. Просто чтобы знать, есть ли оно вообще.

Кузнечик помотал головой:

– Что ты хочешь услышать?

– Окончание фразы. Чтобы понять, что он имеет в виду. Я не про сейчас говорю, а вообще.