Как бы там ни было, из Нью-Йорка она уезжала с легким сердцем. А в Мьюзе по ней уже соскучились. Особенно радовалась Гретхен, которая успела стосковаться по Дженни, да и участники АА-групп с нетерпением ожидали ее возвращения. Для Гретхен она привезла из Нью-Йорка кое-какую модную одежду и золотой браслет – почти такой же, как был у нее. Одежда пришлась Гретхен точь-в-точь по фигуре, и она радовалась обновкам, как ребенок, когда же Дженни вручила ей браслет – подруга едва не прослезилась.

Сразу после своего возвращения домой Дженни начала заниматься с девочками-подростками в «модном кружке», как она его называла. Это оказалось даже интереснее, чем она ожидала. Девочки ее почти не стеснялись и довольно откровенно рассказывали обо всем, что их волновало, – в том числе и о своих проблемах. Разумеется, их интересовало, как правильно накладывать тушь, тональный крем и тени для век; хотели они знать и последние новости моды, однако в конце концов разговор неизменно сворачивал на мальчиков, на секс, наркотики, противозачаточные средства и на отношения с родителями. Кое-кто из девочек стремился покинуть Вайоминг, чтобы учиться в колледже или даже в университете, другие робели, боясь оставить родные края, и все спрашивали у Дженни совета, как лучше поступить, как добиться своего.

Каждую неделю на занятиях кружка появлялись новые и новые девочки. Всего через месяц их стало пятнадцать, а спустя какое-то время это число выросло еще больше, так что Дженни пришлось разделить участниц на две группы. Особенно впечатляло ее то, как быстро девочки учились, как быстро усваивали все, что она стремилась им дать. С каждым разом они выглядели все более ухоженными, аккуратными, элегантными и стильными. Лучше причесывались, следили за ногтями, перестали злоупотреблять парфюмом и оценили преимущества простого силуэта. Дженни сама покупала им косметику (а вскоре и Нельсон прислал ей две огромные коробки с пробниками) и ездила с ними в торговый центр выбирать одежду. Благодаря ее усилиям все девочки очень скоро стали настоящими красавицами, чему не переставали поражаться их родители. Удивлялся и Билл. Он даже представить не мог, что в его жене скрываются такие педагогические таланты. Дженни действительно сумела подобрать ключик к каждой из девочек, и все они ее просто обожали. В День святого Валентина участницы кружка устроили для Дженни сюрприз-вечеринку, чтобы еще раз показать, как ее любят и ценят. Они испекли маленькие кексы с выведенными глазурью инициалами наставницы, а сами надели изготовленные на заказ футболки, на которых внутри большого красного сердца разместились их маленькие фотографии. Под сердцем притягивала взгляд надпись: «Девочки Дженни». Быть одной из «девочек» в Мьюзе отныне было престижно, и в кружок стремились попасть не только старшеклассницы, но и ученицы восьмых и даже седьмых классов.

В том же феврале, вскоре после Валентинова дня, начала работу группа взаимопомощи для женщин, пострадавших от рукоприкладства мужей. Она называлась «Анонимные жертвы домашнего насилия» и, как и обе АА-группы, собиралась у Дженни в гостиной. Как и в случае с «Алкоголиками», потребовалось некоторое время, чтобы в группе появились первые участницы, однако к концу февраля их было уже шесть. Они приходили к Дженни по понедельникам, а дома говорили, что пошли в церковь, на курсы вышивания. Эти женщины так и называли себя – «кружок вышивания» (как не раз казалось Дженни, группу следовало бы назвать «кружок выживания», уж больно тяжело приходилось этим несчастным в повседневной жизни), однако в городе многие знали, зачем они ходят в дом священника. Очень скоро название «кружок вышивания» стало своеобразным паролем, эвфемизмом, используя который женщины могли без помех обсуждать между собой затронутые на собраниях проблемы. К сожалению, среди участниц кружка не было Дебби, и Дженни это очень огорчало. Она пыталась поговорить с миссис Блекмен, пригласить ее на одно из собраний, но та ответила – мол, если муж что-то пронюхает, он ее просто убьет. Именно поэтому Дженни не решилась настаивать, хотя не проходило и недели, чтобы у Дебби не появились новые синяки на лице или на руках. Она, впрочем, уже не притворялась, будто налетела на дверь или упала с лошади. О том, что случилось с ней на самом деле, Дебби, правда, тоже не рассказывала, но Дженни и так догадалась, что Тони избивает ее каждый раз, когда напьется, или когда дети разбудят его после смены, или… Словом, всегда, когда ему хотелось сорвать на ком-то свое раздражение. Уйти от него Дебби явно боялась – страшилась того, что может последовать, если она совершит что-то подобное. Да и куда ей было идти? В Мьюзе и в Шайенне жили ее сестры, но они вряд ли могли приютить у себя Дебби вместе с ее четырьмя детьми, поэтому никакого выхода из создавшейся ситуации она не видела. Дженни, однако, опасалась, что дело может закончиться очень плохо: судя по всему, Дебби повторяла судьбу своей матери. Окольными путями Дженни выяснила, что отец девушки был запойным пьяницей и злобным домашним тираном, который избивал ее мать по любому поводу, а чаще – вовсе без повода, пока та не умерла. Все это происходило на глазах у маленькой Дебби, которая, по-видимому, с раннего детства научилась воспринимать подобную модель поведения как норму. Именно поэтому она готова была бесконечно терпеть издевательства мужа, полагая, что иначе просто не может быть. Но даже если бы она захотела освободиться от него, из этого вряд ли получилось бы что-нибудь путное, поскольку у Дебби не было ни денег, ни собственного дома, ни специальности, а официанткой много не заработаешь. Четверо детей, которых нужно кормить, цепью приковывали ее к мужу, и в двадцать четыре года жизнь Дебби фактически закончилась. Понимая это, Дженни очень жалела молодую женщину, которая оказалась в безвыходной ситуации. Она часто разговаривала об этом с Биллом, но сделать они ничего не могли, так как любое вмешательство могло только ухудшить положение Дебби.

Февраль уже заканчивался, когда Дженни поняла, что беременна. Это была поистине счастливая новость, однако ни она, ни Билл не спешили радоваться. Оба опасались, что беременность может осложниться, поэтому о том, что Дженни ждет ребенка, они сообщили только ее матери и Гретхен.

Впрочем, чувствовала себя Дженни отлично. Она продолжала вести собрания в группах и кружок для девочек, а в свободное время старалась больше гулять. Несколько раз Билл свозил ее к врачу в Джексон-хоул, и тот нашел ее состояние удовлетворительным. Ни о какой внематочной беременности на этот раз речи не шло, и Дженни вздохнула с облегчением.

Заканчивался март, когда одним воскресным вечером она вдруг почувствовала острую боль. Поспешив в ванную, Дженни обнаружила, что у нее началось кровотечение. Ее срок только-только перевалил за восемь недель, и из ванной она вернулась в слезах.

Едва увидев ее, Билл вскочил с дивана.

– Что случилось?! – воскликнул он в панике. Билл слишком хорошо помнил, что произошло в прошлый раз и как он едва не потерял Дженни. Теперь, однако, все было по-другому. Врач, которому они позвонили, велел им срочно приехать. Осмотрев Дженни, он предложил положить ее в больницу – «для страховки», как он выразился, – и Билл решил остаться с женой до утра. Всю ночь он сидел рядом с Дженни, держал ее за руку и пытался отвлечь разговором. Тем временем боли усилились и переросли в схватки. К утру Дженни потеряла ребенка, и Билл, которому на этот раз разрешили остаться в палате, сделал все, чтобы хоть как-то утешить рыдающую жену. К счастью, ее жизни ничто не угрожало, и после необходимых медицинских процедур их обоих отпустили домой.