– Переночуешь у меня, а завтра ко князю. Всё расскажешь, как было, пусть решает.

Фотий за Пантелеем поплёлся. Как оказалось, прибыли они очень вовремя. Следующим утром снег повалил хлопьями, землю тонким пока слоем укрыл.

Александр на постоялом дворе ночевал, позавтракав, к стоянке судов отправился. Фактически его плавание закончилось, он не член команды, но если Пантелей просил, надо быть. Все уже на причале собрались, а Пантелея нет. До полудня ждали, продрогли на ветру, когда кормчий показался, да не один, с Фотием. Кормчий лицом красен, на приветствия кивнул.

– Все сейчас к писцам судебным идём, показания давать. А завтра оба судна в судовые сараи ставим. Кончилось судоходство.

– А Савелий где же? – поинтересовался Фрол.

– Фотий вчера отпустил, с него и спрашивайте.

Команда к послушнику подступилась едва не с кулаками. Да Пантелей прикрикнул:

– Ну-ка цыц! За мной!

Так и завёл всех кормчий к писарям. Те расспросили, записали, да и отпустили. Лодейщики по домам разошлись, времени много потеряли, темнеть начало. Александр Фотия задержал:

– Ты сегодня ел?

– Утром Пантелей покормил.

– Пойдём в трапезную, подхарчимся. Ты же вроде с поручением от владыки Новгородского к митрополиту Владимирскому направлен был?

– Так и есть. Так утром Пантелей не отпустил.

– Э, да какая разница – сегодня ты к митрополиту попадёшь или завтра? Дело-то неспешное.

– И то правда.

Прошли в харчевню при постоялом дворе.

– Выбирай, что кушать будешь, я плачу, – предупредил Александр.

Фотий выбрал пищу постную.

– Я ведь уже не путешествующий, и пост ноне, мясное нельзя.

Александру неудобно стало. Он тоже православный, а заказал себе седло барашка да пирогов рыбных. На ушкуе, а потом на лодье пища, известно какая – кулеш. Сытно, но однообразно. Хотя несколько раз лодейщики ловили в Шексне стерлядь, рыбку царскую, варили уху с перцем и лучком.

Фотий поел, поблагодарил Александра, встал.

– Ты, Фотий, если переночевать негде будет или помощь нужна будет, приходи ко мне.

– Я думал, ты, как и другие из ватажки, меня укорять за Савелия будешь.

– Что сделано, то сделано.

– Не нам его судить, Божий суд на это есть. А остановиться есть где – в монастыре.

С тем откланялся и ушёл. Александр в некоторой прострации был. Вот тебе и тихоня-святоша. А уважения достоин. Не убоялся братскую могилу для новгородцев рыть, а могли бы лодейщики, обозлившись, на берегу его оставить. И вчера Савелия отпустил. Было в нём нечто, обычному пониманию недоступное, некий стержень.

Александр спать улёгся. Спал почти до полудня, торопиться некуда, от всех обязательств свободен. Всякий опыт, даже неудачный, мудрее делает. Вот вступился он за владимирских лодейщиков, честь свою сохранил. А она либо есть, либо потеряна навсегда, как девственность у девушки. Зато знал теперь, что на судне вполне плавать может. Землю пахать, торговать – не его стезя. А корабельщиком вполне. Здесь и трудности, и порой тяжёлый труд за веслом, и опасности. Нравится ему такая жизнь. Одно плохо: на полгода судоходный сезон закончился. Подумав, понял – можно обозы сопровождать в качестве охранника. Но это через месяц можно, когда снег толстым слоем землю укроет и лёд на реках встанет. И этот месяц придётся дурака валять. Позавтракав, отправился на торг. Зимней одежды у него не было, прикупить крайне необходимо. Торг большой, хотя ни в какое сравнение с новгородским не идёт. Остановился у одной лавки, сразу хозяин из-за прилавка выскочил:

– Чего добрый молодец желает? Тулуп овчинный, охабень или шубу тёплую?

Что такое охабень, Александр не знал.

– Покажи, примерить надо.

– А как же! Обязательно!

Торговец и рад, что покупатель нашёлся. Одну вещь на плечи Александру накинет, другую, всё нахваливает:

– Хорош охабень, прямо житий человек!

Или епанчу набросил.

– Вдень руки-то в рукава! Ну как, греет? Вылитый купец!

А зеркала-то нет, осмотреть себя Александр не может. Купит, а со стороны выглядеть смешно будет. Тулуп овчинный всем хорош, практичен, тепло в нём, но одежда простая. В тулупе крестьянину хорошо зимой на санях в город на торг брюкву везти или масло, молоко. Воину в походе в тулупе удобно или ремесленнику в городе. По одежде здесь встречали: каков прикид, такое положение в обществе занимает. Поэтому от тулупа с сожалением пришлось отказаться. Торговец шубу предложил:

– Надень! О! Прямо барин! Солидность чувствуется.

А подвигался в шубе Александр – неудобно, длинна, движениям мешать будет. Подсказал бы кто со стороны. Торговцу верить нельзя, ему лишь бы товар продать, да тот, который подороже, каждый свою выгоду ищет.

Остановился на епанче. Вроде короткого пальто из меха, сверху сукном крыта, воротник меховой. Деньги отдал, сразу на себя надел. Тепло сразу стало. Ещё бы шапку. Русь не Европа, где не каждую зиму снег бывает. На широте Владимира морозы по тридцать градусов не редкость, уши отморозить запросто. Купил после примерок бобровую шапку. Мех бобра чем хорош – не намокает. И тёплая шапка, лёгкая. Торговец и лисий малахай предлагал, но в нём Александр уж больно на татарина стал похож. И заячий треух, но в таких селяне ходят, да и мех непрочен – на одну зиму.

С обувью получилось сложнее. В валенках ещё рано, в простых сапогах холодно. Долго бродил по сапожному ряду, пока нашёл, что хотел. Нечто вроде бурок. Подошва из толстой свиной кожи, а верх меховой. Как оделся да обулся, почувствовал себя комфортно, теперь и морозы не страшны.

Александр по торгу прошёлся, выпил горячего сбитня, по северной погоде такое питьё в самый раз, согревает. Послушал, о чём народ говорит. Торг – это не только место для торговли, но и место для обмена новостями. Среди одной кучки жителей толкуют, что князь Дмитрий Александрович плох, налоги собирает, а от басурман защиты нет, так и шастают по волостям малыми шайками. И надо бы князя в стольный град другого, брата Дмитрия, Андрея. Оба брата – сыновья Александра Невского, никак меж собой княжество не поделят. Три раза Дмитрий княжил короткими сроками, два раза Андрей. Владимир заложил в 1108 году Владимир Мономах, расцветом город обязан Андрею Боголюбскому, который в 1157 году перенёс сюда столицу княжества. Но княжество великое не имело собственной династии, ярлык на княжение получали в Орде. Знаменит город был своими соборами – Успения Пресвятой Богородицы, Дмитровский. А 23 ноября 1263 года в Рождественском монастыре погребён был благоверный князь Александр Невский, умерший 14 ноября в Городце, по пути из Орды во Владимир. Подозрения были у бояр и честного народа – отравили князя в Орде. В 1723 году по указу Петра Великого мощи Невского были перевезены со всем тщанием в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую Лавру.