Он сделал ошибку, взяв с собой собственного коня. Он забыл о наблюдательности Лейтис. Ведь она могла запомнить отличительные знаки его полка. Это было большим просчетом с его стороны. Да, его притворство не было продумано до конца. Нужно принять меры, чтобы впредь ошибка не повторилась.

Алек спешился, прошел через двор форта и направился к лестнице, ведущей в его комнаты.

Он вошел к себе, снял мундир и остановился у окна во двор. Лейтис находилась так близко от него, что он, казалось, чувствовал ее дыхание. Так близко, что всего через несколько минут он мог оказаться рядом с ней, прикоснуться к ней и поцеловать, если бы захотел, но только не в своем настоящем виде, а в одежде и маске Ворона.

Стук в дверь возвестил о приходе Харрисона. Однако за дверью Алек обнаружил не своего адъютанта, а лейтенанта Армстронга, стоявшего по стойке «смирно». Его мундир был излишне щегольским, ворот и рукава рубашки были оторочены пышными кружевами, а отвороты мундира украшали золотые пуговицы. Судя по всему, лейтенант широко пользовался возможностью покрасоваться.

– Полагаю, сэр, – сказал Армстронг, – мне есть что вам сообщить, и это весьма важно.

Алек затаил дыхание. Насколько он помнил, в бою Армстронг был никудышным солдатом, но здесь, в тылу, он мог причинить немалый вред.

– Я знаю, кто украл фургон с провиантом, сэр, – сказал он.

На мгновение Алек лишился дара речи. У него возникло неприятное ощущение, будто его сердце остановилось, а потом ухнуло куда-то вниз, в самые пятки. Но взгляд Армстронга выражал только полную готовность служить, в нем не было и намека на укоризну.

– И кто он?.. – Алек судорожно ухватился за дверь.

– Его зовут Ворон.

Но даже и такая скудная информация была чревата неприятностями. И как только Армстронгу удалось так быстро это выяснить?

– Ворон?

Молодой человек кивнул.

– И вы полагаете, что этот Ворон виновен в похищении провианта, Армстронг?

– У меня есть доказательство, сэр. К тому же он снабжал едой скоттов.

– Весьма настораживающая акция неповиновения, – сухо заметил Алек, потом улыбнулся молодому человеку, чтобы смягчить свой сарказм. – Вы весьма наблюдательны, Армстронг.

– Благодарю вас, сэр, – ответил тот, явно довольный похвалой. – Я добровольно хочу участвовать в его поимке.

– Если он и в самом деле существует и это не очередная шутка скоттов, то я арестую его, лейтенант. Но всему свое время.

У Армстронга были все основания выглядеть ошарашенным.

– У нас есть другие обязанности, не менее важные, – сказал Алек. – Возможно, даже более важные, чем захват вашего мифического Ворона. Я еще не назначил командира артиллерийским подразделением, лейтенант. Полагаю, вы как нельзя лучше подходите на этот пост.

– Артиллерийского подразделения, сэр? – спросил Армстронг, и его голос звучал так, будто у него перехватило горло и он задыхается.

– Побеседуйте с лейтенантом Каслтоном, – посоветовал ему Алек. – Он вас введет в курс дела.

Армстронг благоразумно промолчал.

В этом возрасте, размышлял Алек, мысли текут от мозга к языку, как вода. Было бы лучше вовремя вставить затычку. Разумеется, в том случае, если Армстронг хочет продолжить свою военную карьеру.

Лейтенант отдал честь, проявив изумительную стойкость, потому что его лицо не выразило ничего, и вышел из комнаты. Его каблуки простучали по коридору с такой силой и яростью, что казалось, из-под ног у него вот-вот полетят искры и половицы загорятся.

– Раздосадованный и опасный молодчик!

Алек обернулся и увидел Харрисона.

– Я собираюсь занять его так, чтобы у него не оставалось времени ни на что, – сказал Алек. – Во всяком случае, для наблюдений и слежки.

Несмотря на усталость, сон Лейтис был беспокойным, прерывистым, а то, что ей снилось, было пугающим, но бессвязным, так что она никак не могла уловить смысла своих сновидений. Когда она открыла глаза, ей показалось, что она и не спала вовсе. Встав с постели, она ополоснула лицо холодной водой и прижала к нему мокрое полотенце. Наконец ее опухшие со сна глаза раскрылись и стали такими, как обычно.

Прошлой ночью она слишком устала, и у нее хватило сил только на то, чтобы повесить платье на гвоздик. Теперь она с изумлением заметила на нем шарф. Она развязала узел, прижала шарф к щеке и подивилась его нежности и мягкости. И опять вспомнила о минувшей ночи, когда она оказалась пособницей разбойника. Он поцеловал ее при лунном свете, а она не воспротивилась, и его поцелуй лишил ее сил и дара речи.

Она почистила платье, насколько это было возможно, жалея о том, что оно у нее единственное и что она не может переодеться в другое.

Готовая, Лейтис выглянула за дверь. К счастью, Дональд не стоял на часах, когда она вернулась прошлой ночью, и сегодня утром он еще не появлялся. Она прошла под аркой, соединявшей Гилмур с часовней, полная любопытства.

В лучах рассвета арка была коричневато-красного цвета. Сквозь ее каменное кружево струились лучи утреннего солнца, образуя причудливый узор на противоположной стене. Тени в углах зала общих собраний клана были гуще и темнее, будто ночь была припозднившейся гостьей, которой давно пора удалиться.

Лейтис вернулась в свою комнату, оставив дверь открытой настежь, чтобы подышать свежим утренним воздухом и ощутить его вкус. Она занялась уборкой и, покончив с делами, взглянула на корзину с шерстью.

Она подняла крышку и вынула несколько мотков пряжи. Прясть и красить шерсть было нелегким делом. Когда они с матерью работали вместе, то, как только одна закрепляла первые нити на стане, вторая начинала сортировать следующие мотки шерсти. Однако в этой корзинке было довольно шерсти, чтобы соткать несколько платьев или одеяло.

Ее удивили цвета мотков. Она любовалась тонкостью оттенков и мастерством женщины, красившей шерсть. Там были мотки бледно-голубые и цвета вереска. Там была розовая шерсть столь нежного оттенка, что ее цвет можно было сравнить только с румянцем на щечках младенца. Но на дне корзинки оказалась ярко-красная, черная и белая. Это были цвета пледов Макреев.

Казалось, мотки этих цветов разложили перед ней нарочно, и требовалась только ласковая настойчивость ее пальцев, чтобы создать прекрасное полотно.

Она взяла несколько мотков и села на скамеечку перед станом, чтобы определить, годен ли он для работы. Приспособление было самой простой конструкции и хорошо потрудилось на своем веку. Стан не был таким сложным, как у ее матери, но кто-то его любил и заботился о нем. Только один деревянный колышек на раме расшатался, и его пришлось плотно укрепить. Нужно было привязать шерстяные нити к колышкам, а потом туго натянуть их, чтобы они стали основой ее изделия.