– Вы не знаете, что она натворила, – сказала Мария.

– Ей предъявлено какое-нибудь обоснованное обвинение?

– Все ее провинности можно было бы доказать.

– Но ведь пока ничего не доказано?

Глаза Марии, обычно такие тусклые и невзрачные, внезапно вспыхнули.

– Вы забыли, что это из-за нее моя мать перенесла столько страданий? Когда родилась Елизавета, мой отец объявил меня незаконнорожденной.

– Ее мать тоже немало пострадала, – сказал Филипп. – А Елизавету до сих пор называют внебрачной дочерью короля.

По щекам Марии потекли слезы – в последние дни для них было достаточно малейшего повода.

– Давно ли были подавлены протестантские мятежи? В те дни многие мои министры говорили, что не послать Елизавету на плаху – непростительная глупость.

– Полагаю, вам следует простить ее и пригласить ко двору.

– Простить все ее попытки отнять у меня корону? Простить все старания настроить против меня мой народ? Ну, уж нет!

– Вот ради народа вам и следует позвать ее ко двору. Мудрые правители не должны пренебрегать желаниями своих подданных. Учтите, англичане не в восторге от опалы Елизаветы. Пригласите ее в Лондон, подружитесь с ней – им это будет по нраву.

– Я не могу простить ее!

– Скоро нам нанесет визит мой кузен, Эммануэль Филиберт Савойский. Он был бы хорошей партией для вашей сестры.

– Полагаете, ваш кузен пожелает жениться на незаконнорожденной?

Филипп задумался. Он мог бы прямо сейчас предложить Марии признать ее сестру полноправной английской принцессой, какой она и выглядела в глазах большинства англичан. Ведь если кто-то считал Елизавету незаконнорожденной, то были и те, кто сомневался в легитимности самой королевы. Да, легитимность становилась серьезной проблемой, когда дело касалось такого мужчины, как Генрих Восьмой.

Он вкрадчиво произнес:

– Этот брак был бы выгоден для обеих наших стран, моя дорогая. Ведь вы не станете возражать, если наша принцесса вдруг покинет пределы Англии?

– Но вы-то просите пригласить ее на рождественские торжества!

– Пусть это будет первым шагом к выдворению ее из страны, дорогая Мария.

Узнав о приглашении ко двору, принцесса Елизавета обрадовалась и в то же время насторожилась. Для женщины с ее темпераментом опала была хуже всякой пытки; она любила столичное веселье и ненавидела провинциальный образ жизни. Вот почему, получив вызов в Лондон, она всю ночь напролет проговорила со своей гувернанткой Катариной Эшли, в общении с которой уже давно умудрялась быть и близкой подругой, и требовательной госпожой.

Катарина, на чью долю выпало немало бессонных ночей, проведенных в качестве узницы Тауэра, испытывала не тревогу, а ужас. Вот так же она ужасалась всему, что в течение последних лет происходило с ее воспитанницей. Для нее Елизавета была не только своенравной, надменной принцессой, но и бескорыстной отважной женщиной – на всем свете одна лишь Катарина знала истинную цену ее смелости и отваги. Она всем сердцем любила свою принцессу и мечтала о времени, когда та станет королевой.

В прошлом они обе, затаив дыхание, ждали этого дня, но на их глазах корона перешла сначала к Джейн Грей, а затем к Марии. «Кэт, она ведь уже в годах, да и здоровье у нее не из лучших, – шептала Елизавета, оставаясь наедине со своей гувернанткой. – Увидишь, она долго не протянет». – «Тсс! – Катарина испуганно прикладывала палец к губам. – Не говорите так, это государственная измена». Елизавета смеялась. «Очень хорошо, мадам Катарина. Эта измена уже давно назрела в нашем государстве». – «И то верно, – с лукавой улыбкой соглашалась Катарина. – Особенно, если учесть достоинства и красоту будущей королевы».

Но на Марии женился Филипп Испанский, и теперь король с королевой ждали ребенка, который должен был лишить Елизавету последних надежд на корону и трон. Правда, Елизавета была оптимисткой. Она не верила, что ребенок Марии увидит этот свет, даже если та благополучно доходит до конца беременности. А тогда?.. Ну, как раз об этом она и любила порассуждать с Кэт, предварительно закрыв на замок свои апартаменты в Хэтфилде или Вудстоке.

И вот они получили приглашение ко двору.

– Не иначе, это мой зять пожелал видеть меня, – предположила Елизавета.

– А зачем ему это нужно?

По нескольким причинам, сказала Елизавета. Во-первых, почему бы ему не испытывать желание познакомиться с семьей своей супруги? А во-вторых, разве он не будет чувствовать себя спокойнее, если поселит при дворе такую важную особу, как принцесса Елизавета?

– Скорее, вы думаете, что он увидел какой-нибудь ваш портрет и влюбился в вас! – воскликнула Кэт.

– А вот эту причину назвала не я, а ты, – заметила Елизавета.

И обе рассмеялись – громко, как привыкли за время их долгой ссылки.

Они любили друг друга, потому что понимали слабости, свойственные каждой из них. Кэт знала, что ее госпожа – самое пустое и тщеславное создание во всей Англии, что та и в самом деле верила, будто перед ней не мог устоять ни один видевший ее мужчина; она была надменной, порой – несправедливой; могла впадать в беспричинную ярость, совершать жестокие, ничем не оправданные поступки. Все это Кэт знала, но ее любовь к хозяйке от этого не становилась меньше, скорее наоборот. Что касается Елизаветы, то она любила Кэт по многим причинам. С одной стороны, та приходилась ей родственницей по материнской линии. С другой, она-то и заменила ей мать, которая умерла, когда Елизавете исполнилось всего лишь три с небольшим годика. И наконец, только Кэт осталась верна своей госпоже, когда в суде слушалось дело Сеймура и многие говорили о его близости с Елизаветой, – хотя именно Кэт, сама того не желая, дала повод для всех этих сплетен.

– Влюбился в вас? Вы и вправду так думаете? – наконец спросила Кэт. – Да ему достаточно поманить пальцем – и любая из красавиц, какие только есть на свете, сразу упадет к его ногам.

– Говорят, он очень дорожит своей репутацией и не слишком часто меняет любовниц.

– Все равно, у вас с ним ничего не выйдет, Ваше Опальное Величество.

Елизавета еще немного посмеялась, но затем задумалась о своем будущем. Внезапно ей стало страшно. Могла ли она, перенесшая заточение в Тауэре, где с ужасом прислушивалась к каждому шагу, раздававшемуся за дверью камеры, вот так запросто принять приглашение сестры, не имевшей особых причин любить ее? Был только один способ с достоинством выполнить этот приказ – думать не о своей злобной сестре, а о ее влюбчивом супруге, у которого и в самом деле могло сложиться благоприятное представление о Елизавете.

– Будьте осторожны, дорогая, – добавила Кэт.

– Глупышка, чего же тут бояться? А ну-ка, подойди к окну и прочитай, что я нацарапала на стекле вот этим самым алмазом, который ты видишь на моем перстне. Прочитай вслух, я хочу послушать.