— Слушай, прости, если что было не так. Если я тебя обидел… — сказал Федор серьезно, а Тина опять напряглась.

Неужели сейчас Федор все же ступит на скользкую дорожку и опять начнет предлагать руку и сердце? Будет настаивать, чтобы она дала ответ. Или еще хуже… скажет: извини, я тогда пошутил!

Но ничего такого Федор не сказал. Он нагнулся и поцеловал ее. Коснулся губ легко, нежно, и тут же отпустил Тину, но она обняла его за шею и продолжила поцелуй.

Поцелуй получился жаркий и щекотный от бороды. Тина прерывисто вздохнула. Она зажмурилась и подалась вперед, упиваясь ощущениями. А когда все же прервала поцелуй, не отстранилась сразу, а положила ладонь на щеку Федора и подержала немного.

Ей нравилось чувствовать очертания его твердых скул и близко рассматривать его обветренную кожу, и потемневшие глаза, и густые брови, и лучики морщинок возле глаз, в которых мелькнула растерянность. И это ей тоже нравилось — то, что она ошарашила его, смутила этого зрелого, самоуверенного мужика. Секундная растерянность в его глазах сменилась откровенным желанием.

Ух, как это ее взволновало!

— Пока, — быстро попрощалась Тина, не желая портить этот момент своего триумфа. Она отвернулась, открыла дверь и нырнула в подъезд.

— Увидимся завтра! — громко сказал Федор ей в вслед, и добавил что-то еще, но тяжелая дверь уже захлопнулась и отсекла уличные звуки.

***

Тина поставила ногу на первую ступеньку, взялась рукой за перила и замерла.

Возвращаться в квартиру не тянуло. В квартире все привычно, там она станет сама собой — сдержанной, неуверенной, рефлексирующей…

Сейчас Тина не стремилась окунуться в привычное существование. Ей хотелось больше чудес. Хотелось бродить по улицам, петь песни, смеяться и плакать одновременно.

И поэтому, постояв немного на первом этаже, она решительно повернулась и вышла на улицу.

Федора, разумеется, уже не было. Ну и хорошо, что он ушел и не стал вздыхать и томиться у подъезда, как влюбленный сопляк. Тина отправилась гулять по вечернему городу в одиночку, чтобы привести в порядок мысли и чувства.

Город мягко шумел, люди спешили по домам или развлекаться, а Тина брела медленно, выпрямив спину и гордо вскинув голову, любовалась темно-синим небом и чувствовала себя немного пьяной.

Жила себе жила Тина-унылая паутина, и тут бац — Федор! Ворвался как смерч, все с ног на голову перевернул… предложение сделал!

«А я вот возьму и приму его предложение! Выйду за него замуж и уеду с ним к черту на кулички! И будь что будет», с азартом думала она.

И представила, как скитается с Федором по этим самым чертовым куличкам. Собирает саксаул в пустыне, чтобы разжечь костер, отмахивается от мошки в тайге или прорубает мачете путь в джунглях. Любуется звездным небом в пустыне — звезды там не такие как в городе, они яркие, как бриллианты! — и чувствует дыхание барханов. Или слушает, как шумят вековые сосны, или как шумит море, как смеются и говорят люди на незнакомом языке.

А рядом с ней — настоящий мужчина, грубоватый, бесцеремонный… надежный, сильный, остроумный. От него идет будоражащая, чисто мужская энергия. За таким хоть в огонь, хоть в воду. Он сам как бесконечное, пьянящее приключение.

Тина горько усмехнулась своим фантазиям.

Разумеется, так не бывает. Не бывает, чтобы люди взяли и поженились после нескольких дней знакомства и жили долго и счастливо. Одной симпатии и страсти недостаточно. Сначала нужно притереться, лучше узнать друг друга, привычки и недостатки партнера.

Сколько времени для этого потребуется? Двадцать, как с Глебом? Или полгода, как было со Славой?

Федор, конечно, предложил ей странствия ради красного словца. Ему нужен дом, где о нем будут заботиться, где его будут ждать.

Но сам Федор не создан для домашней жизни. Он не хочет подстраиваться под чьи-то ожидания. Сейчас ему ударила блажь в голову. С чего-то он решил, что она — женщина его жизни и ему хочется быть с ней.

Но что потом? Они поженятся, скоро он заскучает и уедет куда-нибудь на край света, без нее, потому что она к кочевой жизни не приспособлена. Никогда так не жила, и не знает, потянет ли роль подруги вечного скитальца.

Она останется одна, с кошкой, и будет думать о том, не ввязался ли Федор в очередную передрягу и не признается ли он в любви экзотической красавице на ее языке.

Да, Федор — отличный парень. Отличный мужик, если быть точнее. Но у него тоже полно своих комплексов и тараканов. Тина это прекрасно чувствовала — поняла во время его короткой исповеди. Он решил, что в юности сделал большую ошибку. И теперь всю жизнь доказывает сам себе, что он — настоящий мужчина. Хоть и не такой, каким хотела видеть его семья.

Насколько он надежен? Совершенно неизвестно. Он шутник и балагур. И наверняка его спонтанное предложение было не более чем шуткой. А она обдумывает его всерьез, вот дурочка! Женщин у него наверняка была уйма. Может, он каждой делает предложение, прежде чем затащить ее в постель!

Тина остановилась и глубоко вздохнула. От звенящего, пьянящего восторга не осталось и следа. Она огляделась: оказывается, она обошла квартал по кругу и вернулась к своему дому. Во дворе было темно, горели окна, люди гуляли с собаками, фыркали бензином машины, автовладельцы ругались из-за места на парковке…

Завтра на работу. Завтра привычная жизнь.

Которую она может изменить в мгновение ока. Вдруг Федор говорил серьезно? Вдруг он и правда ее прекрасный принц, который взял и разбудил ее поцелуем и теперь готов увезти с собой и предложить ей весь мир?

Но в сказке не говорится, подошли ли принц и Спящая красавица друг другу характерами. И одинаковые ли у них жизненные установки.

Тина помотала головой и сжала губы.

Это в юности все легко и возможно, и любая мечта кажется реальной, а любовь — вечной. В юности ты всегда как будто немного пьян. Но ей уже почти тридцать. Конечно, и сейчас хочется романтики — кому ее не хочется! Но у нее работа, семья, обязательства. Она трезвомыслящая и осмотрительная женщина.

И все же…

Она вздохнула, приложила брелок к замку и вошла в подъезд. Надо скорей домой, покормить кошку и лечь спать. Утром безумие пройдет. Но осознавать это было печально.

Тина медленно поднималась по лестнице.

Опять лампочки не горят! Света уличного фонаря через окна в подъезде еле-еле хватало, чтобы освещать ступеньки.

Остался последний пролет до ее этажа. И тут впереди и выше, в голубоватом квадрате фонаря