Долина была достаточно удалена от укреплений, захваченных флибустьерами, а следовательно, троице авантюристов предстоял тяжелый шестичасовой подъем, во время которого прокладывать дорогу предстояло с помощью шпаг.

— Они уже виднеются, — внезапно сказал дон Баррехо.

— Что виднеется? — спросил Мендоса.

— Траншеи.

— А флибустьеры?

— Они либо спят, как сурки, либо ушли, — ответил гасконец. — Я не вижу часовых на аванпостах.

— Неужели посты покинуты?

— Дорогой мой, они посчитали, что лучше спасти триста человек, чем двоих.

— Неблагодарные!.. — не сдержался Мендоса.

— Мы еще не зашли за частокол, — попытался успокоить его Де Гюсак. — Возможно, они отдыхают в тени ограды.

Дон Баррехо качнул головой.

— Хм! — ухмыльнулся он. — Мы работали на других, а те послали нас к чертям. Впрочем, они могли подумать, что испанцы нас повесили, раз уж мы не поспешили вернуться.

Но тут до нашей троицы донесся от одной из траншей непереносимый запах; над этим местом кружились урубу, ястребы Центральной Америки. В эту траншею были свалены трупы погибших испанцев, и они уже начали разлагаться.

— Tonnerre!.. — вырвалось у дона Баррехо, решившего было осторожно приблизиться к этой траншее. — Нелегко будет ступить в эту братскую могилу. Может быть, наши товарищи потому и бежали, что боялись заразиться чумой?

— Внизу нет ни одного живого существа, — сказал Де Гюсак, который тоже подошел к краю первой траншеи. — Мне очень жаль, но вас бросили!

— Придется добираться до Дарьена самим, — ответил дон Баррехо, которого ничто не могло испугать. — Теперь-то мы отделались от сопровождения испанцев.

— Постой, я вижу какой-то знак посреди траншеи.

— Пошли посмотрим, — предложил баск. — Разумеется, его поставили для нас.

Они перебрались через траншею, зажав носы, чтобы не дышать этими чумными испарениями, которые выделяла огромная масса людских тел, находившихся в стадии полного разложения, и направились к древку копья, на верхушке которого развевался кусок красной материи, проткнутый чем-то белым; и это белое не могло быть ничем иным, кроме как осколком клинка.

Мендоса не ошибся.

К шесту была приколота записка от Буттафуоко, в которой тот назначал встречу на берегах реки Маддалены, если только друзьям удастся вырваться от испанцев.

— Наши товарищи воспользовались пожаром, чтобы уйти, прикрываясь дымовой завесой от испанских батарей, — догадался дон Баррехо.

— А мы? — спросил Де Гюсак.

— Пойдем за ними по той же дороге.

— Но ведь Маддалена далеко: она течет вдоль границ Дарьена. Мы сможем дойти до нее только дней за десять.

— Давайте слегка смажем пальмовым маслом подошвы и не будем останавливаться до тех пор, пока не догоним наших товарищей.

— Хотелось бы только знать, насколько они опережают нас.

— Видимо, очень значительно, но мы попытаемся сократить отставание. Только прежде чем отправиться в погоню, попробуем поискать огнестрельное оружие и припасы к нему, — сказал дон Баррехо. — Среди мертвецов я вижу несколько ружей.

— Ну, я-то не полезу в эту могилу, — сказал Мендоса, сопровождая свои слова жестом отвращения.

— И я тоже, — добавил Де Гюсак.

Гасконец посмотрел на них почти с состраданием, а потом сказал:

— Вы что-то становитесь привередливыми, друзья. Дон Баррехо никогда не был таким.

Он перевалился через бруствер и упал в трупное месиво, над которым яростно гоняли друг друга урубу. Прикрыв нос какой-то тряпкой, он осторожно, боясь упасть, приблизился к куче трупов, где находилось много аркебуз и боеприпасов. Он уже собирался выхватить пару стволов, когда на него из-за спины спикировала целая стая птиц.

Стервятники, потревоженные за своей тошнотворной трапезой, теперь обрушились на живого человека, стараясь прежде всего выклевать глаза.

— Ах, мерзавцы!.. — взревел разъяренный гасконец и мигом обнажил шпагу. — Вы заключили союз с испанцами? Сейчас я с вами разделаюсь.

Он кричал и сражался в одно и то же время, отсекая крылья и головы; тучи перьев окутывали гасконца. Мендоса и Де Гюсак хохотали до упаду, но на помощь не спешили. Однако урубу очень скоро убедились, что их клювы в силе уступают драгинассе гасконца, и с недовольным клекотом удалились. Дон Баррехо забрал две аркебузы, боеприпасы к ним, прошел по уже кишащим червями трупам к брустверу и перелез через него.

— Посмотрите-ка, — сказал он, — здесь даже птицы противостоят людям. Это воистину проклятая земля…

Раздавшийся невдалеке ружейный выстрел оборвал его слова. На соседней вершине неожиданно появились люди в кирасах и касках; они готовы были застрелить трех авантюристов, даже не предупредив их выкриком: «Эй, берегитесь!»

— Адское пламя!.. — выругался Мендоса, быстро скрываясь во второй траншее. — Испанцы!

— Tonnerre!.. Откуда их принесло? — спросил сам себя дон Баррехо, также поспешив в укрытие.

— Должно быть, это те три сотни, что преследовали нас по пятам, чтобы отнять наше имущество, — предположил Мендоса. — Ходу, друзья, и скорее в лес.

А тем временем пули засвистели вокруг частокола, однако испанцы, побоявшись, может быть, превосходства сил встреченного противника, не осмелились спуститься с высоты.

Трое авантюристов, пригнувшись и укрываясь за средним поясом укреплений, мигом добрались до склона сьерры, поросшего огромными деревьями и густым кустарником, и быстро укрылись в густом лесу, переплетенном гирляндами лиан, а вслед им раздавалась все учащавшаяся ружейная пальба.

— Если они не догадались, что нас всего трое, то, может быть, оставят нас в покое, — сказал дон Баррехо, яростно рубивший кусты, чтобы проделать проход.

— Ошибаешься, дружище, — сказал Мендоса. — Я слышал лай собак; они их пустят по нашим следам. Ты помнишь гонку по лесам Сан-Доминго?[83]

— Надо бежать; это — лучшее, что мы можем сделать.

Они добрались до лесного прохода, возможно, проделанного тапирами, у которых есть такая привычка прокладывать настоящие дороги, и побежали, задыхаясь, преследуемые ружейными выстрелами, отражавшимися от противоположного склона оглушительным грохотом.

Эта тяжелая гонка по склону сьерры продолжалась с добрый час, потом трое авантюристов, не слыша больше выстрелов, остановились, немного пораженные чудесным спасением от засады.

— Ну что ты на это скажешь, Мендоса?

— Что если бы перед нами был хороший завтрак, я съел бы его в полминуты, — ответил баск.