Утром в конференц-зале — интереснейший доклад Михаила Якушева о том, как была открыта на Спасской башне Кремля надвратная икона Николы Можайского. Смотрели документальный фильма Елены Чавчавадзе о Праге и наших эмигрантах в ней — «Русский блеск Златой Праги». Название — не в бровь, а в глаз «Легиабанку», в чьих сейфах осела добрая часть золотого запаса России, вывезенного адмиралом Колчаком из Самары.

Обогнули Италию, вошли в Мальтийский пролив. Появились дельфины. Это как сигнал от Нептуна: «Счастливого плавания»!

Перед обедом удалось окунуться в бассейне. Прохладные струи пеленают тело. Нет, истина все же не в вине, истина в воде...

Давно уже не было у меня столь блаженных дней.

В 17 часов — всенощное бдение в память расстрелянной царской семьи.

Главный предмет дискуссий о «екатеринбургском деле» сегодня — не столько идентификация царских останков, сколько историко-политическое осмысление того, что произошло в Екатеринбурге в ночь на 17 июля 1918 года. Что это было? Обыкновенная революционная уголовщина или событие провиденческого характера — ритуальное убийство? Гибель «слабого царя» или начало восхождения России на свою Голгофу?

Для верующего человека ответ однозначен: произошло убийство Божиего Помазанника, безропотно разделившего участь того, от имени которого принял Помазание.

Для обывателя тоже все ясно — с исторической арены убрали «слабого царя», который не смог должным образом управлять государством, привел его к революционной катастрофе, за что и поплатился жизнями своей и своих близких.

У меня в книге «Море любви» поведана история великой княжны Ольги и мичмана Воронова. Рассказать на творческой встрече? Ее назначили на завтра. Время неудобное — 21 час. Все устанут после Бизерты, придут немногие... Но история этой высокой и чистой любви, право, стоит не только рассказа, но и художественного фильма.

Море чуть-чуть зашевелилось, и сразу же появились укачавшиеся.

На верхнюю палубу хоть не выходи — духота при полном безветрии. А в районе бассейна, прикрытого со всех сторон, — и вовсе парилка Запах мокрого дерева, как в сауне.

Перевели стрелки на час назад — входим в часовой пояс Туниса.

Вечером — концерт русского романса: солисты Оксана Петренко и Ирина Крутова. И конечно же, любимый всеми романс — «Отцвели уж давно хризантемы в саду»...

Сегодня на вечерней службе была исповедь. Завтра — причастие.

17 июля. Мальтийский пролив

Утренний молебен. Как всегда, в походном храме одни и те же лица: Якушев, Латынин, князь Трубецкой и почти все потомки русских эмигрантов... Среди них и Павел Лукин — внук того самого Лукина, великолепного рассказчика историй из жизни русского флота в парижских русских изданиях.

Прогноз погоды в Бизерте — сорокаградусное пекло! А у нас столько людей преклонного возраста. Выдержат ли они?

Всё сбилось — на нашем пути за борт яхты выпал человек. Теперь его ищут. Район поиска объявлен запретным для прохода судов. По всем прикидкам, мы придем в Бизерту с опозданием на 6 часов. Таким образом, на всё про всё у нас останется всего три часа. Маловато будет.

Мой творческий вечер отменили, и слава Богу.

На завтраке Виктор Васильевич Петраков познакомил с Галой Монастыревой, родственницей Ширинской и Нестора Монастырева. Она взяла с собой небольшую походную выставку, посвященную русским морякам в Бизерте и своему двоюродному деду — старшему лейтенанту Монастыреву, командиру подводной лодки «Утка». Удивительная, грустная, но все же красивая судьба у этого человека. Выпускник Московского университета добровольцем — юнкером флота — ушел на Черноморский флот, сдал экзамен на офицера, стал подводником — служил на первом в мире подводном минном заградителе «Краб». Ходил на минные постановки к берегам Босфора. Орден за боевые заслуги ему вручал сам адмирал Колчак. А после октябрьского переворота остался в Севастополе, служил на Белом флоте, участвовал в боевых делах. В дни Русского исхода вывел свою подводную лодку «Утка» в Константинополь, а потом к берегам Туниса — в Бизерту. Там он основал первый в русском зарубежье журнал «Морской сборник».

Из записок Монастырева

«...На четвертый день нашего плавания, 26 декабря в 18 часов 45 минут (1920 года. — Н.Ч.) я вошел в аванпорт Бизерты и отдал якорь. Ранним утром, на следующий день прибывший лоцман повел меня Бизертским каналом к озеру, где против бухты Понти стояли все наши пришедшие ранее суда. Плавание мое было кончено. За это время от Севастополя до Бизерты “Утка” сделала 1380 миль, без поломок и ремонта, все время следуя под своими машинами. Это я должен приписать труду моих офицеров и команды, которые безропотно переносили тяжесть похода, непрестанно думая о скором возвращении к родным берегам. Но судьбе было угодно другое. Почти четыре года простояли мы в этих водах, с тем, чтобы быть, в конце концов, принужденными покинуть наши корабли.

Через три дня по прибытии эскадры в Париж был вызван командующий эскадрой вице-адмирал Кедров. В командование эскадрой вступил контр-адмирал Беренс. Согласно распоряжению французских властей, эскадра стояла в карантине и поэтому никакого сообщения с берегом не имела Личный состав эскадры, включая женщин и детей, достигал цифры в 5600 человек.

Решался вопрос относительно помещения людей на берегу, с тем, что на эскадре останется сравнительно небольшое число моряков для обслуживания. В начале января этот вопрос разрешился в том смысле, что все семейные по группам свозились в дезинфекционный пункт, в госпитале Сиди-Абдалла, откуда направлялись для жительства в лагеря устроенные для этой цели. Лагерей было несколько: Айн-Драгам, Табарка, Монастир, Надор, Papa, Сен-Жан и Эль-Эйчь, разбросанные в разных местах Туниса. Вслед за отъездом семейных были списаны на берег инвалиды и случайный элемент, который находился на эскадре в большом количестве. И кроме того было объявлено, что все желающие могут вернуться в Константинополь, или ехать в Сербию, для чего давался пароход “Константин”. Таковых нашлось 1000 человек. Они были уже посажены на пароход, но почему-то отправка не состоялась и поэтому все были размещены в лагерях Надор и Бен-Негро, близ Бизерты. В середине января посланные от эскадры ледоколы привели на буксире оставленные в Константинополе миноносцы “Цериго” и “Гневный”, и, кроме того, пришел бывший линейный корабль “Георгий Победоносец”, остававшийся в Галлиполи, для обслуживания нашей армии. Этот корабль предназначался для помещения семейств офицеров, остающихся на судах эскадры, для ее обслуживания. Для этой цели предполагалось приспособить его, привести в порядок каюты и палубы.

Морской корпус, пришедший на линейном корабле “Генерал Алексеев”, был размещен в форту Джебель-Кебир и лагере Сфаят, предназначенном для семей.

С первых чисел февраля и до 10 марта все суда поочередно прошли через дезинфекцию сернистым газом. Большие корабли вернулись снова на рейд, а миноносцы и вспомогательные суда были поставлены на бочки в бухте Каруба. Подводные лодки встали на базе французских подводных лодок в бухте Понти. Когда мы пришли туда, начальник французского подводного дивизиона капитан 1-го ранга Фабр очень любезно и тепло встретил нас. Командиры пригласили нас бывать в кают-компании. Мы были очень тронуты этим теплым отношением к нам и глубоко ценили его.