– И я, – в этот момент мне даже не приходилось врать.

Все действительно скоро должно было закончиться. И каким будет финал – зависело теперь только от меня одного.

Поросшие некошеной травой шесть соток Семенова одной стороной выходили к пролеску, там я и затаился. Ждать пришлось долго – один час шел за другим, но ничего не происходило. Семенова не было. Меня не волновало ожидание. Не был я мучим ни скукой, ни усталостью – мои ноги будто бы пустили корни во влажную глину. Я ловил лицом мягкий прохладный ветер и с наслаждением вдыхал аромат августовского леса. Переспевшие листья, прелая трава, пропитанная ночными дождями почва. Это было удивительное состояние – я как будто бы слился с лесом, стал его частью. Молодого мужчины по имени Артем, сомневающегося, нервного, отчасти воина, отчасти пленника иллюзий, больше не существовало. Я стал таким же, как окружавшие меня деревья. Всего лишь крошечная часть этого огромного, колышущегося под поглаживаниями ветра пространства, не знавшего иных законов, кроме вечного круговорота времен.

Я понимал язык деревьев, я стал таким же медленным и лишенным эмоций – подставляя начинающие вянуть листья вечернему солнцу, я спокойно ждал, когда пойдут ледяные дожди, и на корнях моих сомкнутся кандалы льда. Я был погружен в это лишенное тоски осознавание подступающей старости и ожидание длинного мертвого сна.

Это людей так страшит бег времени, потому что им ведом лишь единственный его отрезок, стартующий с первым квакающим плачем в родильной палате и заканчивающийся последним «простите меня, пожалуйста» на смертном одре. Деревья же могут позволить себе спокойное принятие этой тьмы и благодатное растворение в ней, потому что их шершавые спины много раз щекотало первое неуверенное прикосновение мартовского солнца. Деревья знают наверняка – пусть ничто не вечно, но и каждый финишный флажок всего лишь означает новый старт.

Руки мои взлетели вверх, я плавно покачивал ими ветру в такт, и это было так естественно и приятно.

И вот из этой медитации меня наконец выдернул звук чужих шагов. Я не сразу пришел в себя, а когда, встряхнув головой, сфокусировал внимание на окружающем мире, успел заметить Семенова, скрывшегося в доме. Он был погружен в себя и рассеян – долго рылся в карманах в поиске ключа, потом не сразу смог попасть им в замочную скважину.

В доме он пробыл недолго – может быть, четверть часа. Подождав, когда он скроется из виду, аккуратно затворив калитку, я подошел к крыльцу.

Как ни странно, я совсем не нервничал. Мое тело не подавало сигналов об опасности. Даже когда я спустился по темной лестнице в подвал и услышал за дверью приглушенное рычание, мое дыхание оставалось спокойным.

Повернув в замке ключ, я отворил вторую дверь и сразу же встретился с тяжелым взглядом Алены.

Она стояла на четвереньках – плечи напряжены, на исхудавших голых руках видна каждая жилка. Голова пригнута к земле как у готового к атаке пса, глаза налились кровью, с оскаленных пересохших губ свисает красноватая струйка слюны.

Вокруг разбросаны части тела грубо выпотрошенной курицы – Алена только закончила ужин. К ее перепачканному бурой грязью подбородку прилипло несколько влажных перьев. Девушка тяжело и хрипло дышала, а когда я сделал шаг вперед, из ее губ вырвалось предупреждающее рычание.

В ее взгляде не было ни толики осмысленности.

Худенькая полуголодная молодая девица, много месяцев не видевшая свет солнца, почти безнадежно заблудившаяся в чащобах собственного сознания, она все-таки была сильнее меня. В ней была необузданная дикость раненого зверя, который будет до последней капли крови защищать свою территорию. Ее инстинкты говорили – прыгни вперед и порви его горло, ее питали грубые низкие частоты леса и съеденной небом черной луны.

Прежде чем приблизиться, я показал ей ладони – вспомнил, как знакомый кинолог говорил, что для агрессивных собак это демонстрация доверия и аналог белого флага.

– Алена, спокойно! – говорил я медленно и размеренно. – Это я, Артем. Может быть, ты меня не узнаешь, но мы знакомы. Ты просила помочь тебе. И вот я здесь. Сегодня черная луна. Ты станешь свободной и сможешь уйти. Только ты должна позволить мне подойти и перекусить твою цепь. Ключа от нее у меня нет.

Алена наклонила голову, на мгновение в ее взгляде мелькнул намек на осознавание, затем она снова оскалилась и зарычала. В ней была такая лютая, древняя, алчущая крови ненависть, что на одну секунду я все же усомнился в том, что делаю. Однако мне удалось быстро взять себя в руки. Я пришел сюда, чтобы ее спасти. Если при этом мне суждено быть разорванным на клочки – что ж, значит, так тому и быть. Смерть представлялась мне более заманчивой перспективой, чем медленное варение в кипящем котле чувства вины. Лишь бы успеть перекусить цепь до того, как она нападет. Чтобы все было не зря.

– Алена, вспомни. Стая. Федор. Ты – не человек. Ты из Стаи. Твое место не здесь, а с ними, в лесу. Они ждут тебя. Сегодня черная луна. Тебе пора уходить.

И снова – секундный проблеск узнавания в этом тяжелом ненавидящем взгляде.

– Федор, – повторил я. – Стая. Федор. Тебе пора.

Осторожный шаг вперед, еще один. Алена напружинила руки – я старался не смотреть на нее, но краем взгляда отметил тремор в истощенных мышцах. Думал я только о собственном дыхании – это была спасительная соломинка. Спокойное ровное глубокое дыхание. Я не мог себе позволить испытывать страх. Она бы почувствовала, и это означало бы для меня только смерть. В глаза ей я не смотрел, боясь спровоцировать нападение. В кармане куртки были плоскогубцы. Присев рядом с девушкой, я довольно легко разомкнул ими одно из звеньев цепи. Я чувствовал на своей щеке ее пахнущее мясом дыхание – Алена принюхивалась. И вот наконец она была свободна, и я с облегчением выдохнул.

– Все. Иди. Тебя ждут. Стая!

И тогда она побежала. Все произошло так быстро, что я едва успел это осознать. Невероятно, но эта истощенная девушка, больше похожая на обтянутый посеревшей кожей скелет, передвигалась быстро и ловко, как руководимый инстинктами лесной зверь. Бежала она не на двух ногах – на четвереньках, так ей было удобнее. Лестницу наверх преодолела в три широких прыжка, и скудное освещение ничуть ее не смущало, не тормозило ее порыв.

Я же растерялся лишь на несколько секунд – а потом бросился за ней. У меня был неплохой беговой опыт – утомительные армейские тренировки, секция легкой атлетики в детстве, две покоренных марафонских дистанции за плечами. Но мне приходилось нестись вперед изо всех сил, чтобы не потерять Алену из вида.

Она сразу бросилась в лес, как будто бы точно знала путь. Недолго бежала по тропинке, потом метнулась в кусты, не обращая внимания на ветки, царапавшие кожу и оставлявшие на ней алые метки. Впрочем, и сам я не чувствовал ни усталости, ни боли – адреналин стал для меня и двигателем, и анестезией.

Чувство времени было мною утеряно, не могу сказать, сколько мы вот так бежали по лесному бездорожью. Может быть, целую вечность, а может быть, четверть часа. В какой-то момент Алена резко остановилась, обернулась через плечо и посмотрела мне в глаза. Нехороший это был взгляд, недобрый, тяжелый. Я хотел как-то успокоить ее, но из-за сбившегося дыхания не смог произнести ни одного внятного слова. Она же как будто бы прикидывала, несу ли я достаточную опасность для того, чтобы расправиться со мною немедленно или можно отложить это на потом.