И наконец, он знал, что для осуществления любого подобного проекта необходим большой энтузиазм, чтобы преодолеть первоначальные трудности. И даже Герцль, с его огромным престижем и умением управлять, сомневался, сможет ли он убедить сионистов последовать за ним в Уганду.

Вначале все казалось просто. Когда Герцль сообщил делегатам о письме из Англии, это известие было встречено шквалом аплодисментов. Левин, один из секретарей конгресса, увидел на лицах делегатов «изумление, восторг — но не признаки протеста… Первоначальное впечатление, вызванное великодушным британским предложением, затмило все другие соображения»[93]. Но когда различные фракции стали рассматривать проект детально, возникла большая оппозиция. Конгресс даже не попросили сделать выбор между Угандой и Палестиной, а просто поддержали отправку исследовательской комиссии в Восточную Африку. Герцль ясно сказал в своей речи, что Уганда никогда не была и не станет Сионом. В качестве крайней меры была рассмотрена помощь тем евреям, которые были вынуждены эмигрировать немедленно, чтобы не допустить рассеяния по всему свету и помочь колонизации на национальной и государственной основе. Нордау, у которого были большие опасения, использовал выражение «Nachtasyl» — временный приют для сотен тысяч евреев, которые не могли до сих пор въехать в Палестину, приют, который обеспечит им политическую «тренировку» для будущих великих задач. Евреи обязаны Англии, предоставившей угандский проект для тщательного исследования, но Сион будет всегда оставаться конечной целью. Существуют и другие соображения: с каждым годом еврейские иммигранты сталкиваются со все большими трудностями при въезде в другие страны. Присутствие немногим менее сотни тысяч евреев в Англии достаточно для того, чтобы вызвать ограничения. И как долго еще будут открыты ворота Америки?

На этот раз Нордау не был достаточно убедителен, и многие делегаты из Восточной Европы, обычно поддерживавшие его, не выказали привычного энтузиазма. Большинство русских евреев инстинктивно были настроены против Уганды, а иммигрантов ожидали именно из Восточной Европы. Как выразился один из них, в то время, как они всецело поддерживали идею Палестины, их лидеры неожиданно объявили, что они — мечтатели, теряющие время на постройку воздушных замков. Сион — это великий идеал, но он недостижим, спасением может стать только Уганда. Но это было совершенно неприемлемым. Как могли руководители вести переговоры с британским правительством, даже не посоветовавшись с еврейским народом, в чьих интересах они якобы действовали? Были также использованы практические доводы: Восточная Африка совершенно не годится для массовой эмиграции; денежные средства и мощь сионистского движения строго ограничены, и любые отклонения могут иметь фатальные последствия. Герцль и Нордау советовали согласиться на Уганду, чтобы найти паллиативное решение для неуклонно растущего Judennot («еврейского бедствия»). Но евреи так долго мечтали о Палестине, что больше не могли ждать. Разве не символично, что делегаты из Кишинева — города, пострадавшего от самого жестокого погрома, — не хотели никуда ехать, кроме Палестины? Вейцман в своей речи, обращаясь к товарищам-делегатам, сказал: «Если британское правительство и британский народ — это те, кем я их считаю, они сделают нам лучшее предложение».

Все понимали, что движение стоит перед самым важным решением в своей истории. С каждым часом возбуждение нарастало. Очевидцы так описывали сцену в конце одной из решающих сессий:

«Люди кричали около полутора часов; одни пели русские песни, другие вскарабкивались на стулья и бросали листовки с галерей в зал, стучали стульями о пол. На галереях стоял ужасный шум; около двух десятков девушек вошли в зал через боковую дверь и присоединились к шумным выкрикам. Зангвилль и Гринберг спустились в зал, пытаясь успокоить публику, но демонстранты подхватили их на руки, и шум не прекратился даже после того, как выключили свет… Шум продолжался до самого рассвета; казино, где проходил конгресс, было осаждено массой возбужденных людей. Лишь немногие могли думать о сне в эту ночь»[94].

Огромного престижа Герцля оказалось, впрочем, достаточно, чтобы протолкнуть резолюцию. 295 голосами против 178 было решено послать комиссию в Восточную Африку. Герцля в лицо обозвали предателем, и вскоре после конгресса студенты-сионисты пытались убить Нордау.

Возникла реальная опасность раскола. Оппозиция, которая уже удалилась, вернулась и заявила, что ее действия являлись не политической демонстрацией против руководства, но стихийным выражением глубокого духовного потрясения. В своем заключительном слове Герцль сказал, что надежда на Палестину не потеряна, так как правительство России обещало свою помощь. Базельскую программу не отменили и не внесли в нее никаких изменений. Подняв правую руку, Герцль произнес: «Im eshkakhekh Yerushalayim» (Если я забуду тебя, о Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука»)[95].

Внешне единство было восстановлено, но Герцль был подавлен, как и большинство делегатов. После заключительной сессии он покинул конгресс совершенно изнуренный. Он рассказал своим ближайшим друзьям, о чем им необходимо будет говорить на 7-м конгрессе, если он до него доживет. Он или получит Палестину к тому времени, или полностью признает тщетность своих усилий. В последнем случае ему придется сказать: «Это было невозможно. Конечная цель далека и не может быть достигнута в обозримом будущем». Но так как была земля, на которой страдающий народ мог временно поселиться, сохранив при этом свое национальное единство, движение не имело права отказываться от этого ради красивой мечты. Необходимость выбора могла привести к решающему перелому, и так как начало разлада могло сконцентрироваться на личности Герцля, он должен будет уступить и удалиться от дел. Будут созданы два исполнительных органа: один для Палестины, другой — для Восточной Африки, но он, Герцль, не станет сотрудничать ни с одним из них.

На протяжении 1903 года здоровье Герцля ухудшилось. К тому же сказалось невыносимое напряжение 6-го конгресса. В его дневнике стали появляться частые записи о предчувствии смерти. Но он не мог долго отдыхать и вскоре отправился с еще одной дипломатической миссией. В Риме он встретился с Виктором Эммануилом III, молодым королем, унаследовавшим трон несколько лет тому назад — тогда же, когда вступил на престол новый римский папа Пий X. Король, который посещал Палестину, заметил, что эта страна стала уже в основном еврейской и, без сомнения, будет когда-нибудь принадлежать евреям. Когда Герцль заметил, что сейчас им запрещен въезд даже туда, король ответил: «Чепуха, все можно сделать с помощью бакшиша». Римский папа оказался менее полезным: «Мы не можем препятствовать евреям приезжать в Иерусалим, но мы никогда не сможем это санкционировать».

Последние месяцы жизни Герцля были отравлены ссорой с русскими сионистами. Усишкин, их самый агрессивный лидер, который во время конгресса находился в Палестине, после своего возвращения опубликовал письмо, соглашаясь с избранием его в Комитет Действия. Но при этом он заявлял, что не чувствует себя связанным