Двери в фехтовальный зал подались, створка, явно подтолкнутая с обратной стороны лакеем, распахнулась. Вбежал ещё один арапчонок, помладше предыдущего.

— Вы не видели Назара? — на чистейшем галльском наречии звонко крикнул он. — Я его по всему дому ищу! Там Маркиз отлупил Кизилку! Представляете?

— Да сколько же их у тебя? — с изумлением спросил Его Величество, подразумевая, конечно, не неведомых ему пострадавших Кизилок, а маленьких негритят. Его же друг отреагировал на вторжение малыша странно. Не цыкнул на зарвавшегося и невоспитанного мальчугана, не умеющего себя вести при хозяевах, а живо вскочил на ноги.

— Маркиз? Вот паршивец! А что госпожа Ирис?

— Плачет. И все вокруг бегают и волнуются, говорят, как бы не случилось… ин-ци… скандала, а то гостья обидится…

— Иду.

Герцог шагнул к дверям. Бросил через плечо:

— Генрих, тебе лучше остаться. Я разберусь сам. Кстати, имей в виду, это краска, она со временем смывается.

И был таков.

Он захлопнул за собой дверь так сильно, что маленьких арапчонок, заспешивший, должно быть, к своей госпоже, теперь безуспешно дёргал ручку и толкал створку — но убежать не мог.

— Да что здесь происходит? — буркнул король в досаде. — Отчего все словно с ума посходили? Что за Кисель?

— Кизил, сударь… — Негритёнок, не сдаваясь, подпрыгнул и попытался штурмовать дверь в прыжке. — Это кот госпожи Ирис, из самого Константинополя, он большой-пребольшой, а его только что побил Маркиз!

— Нехорошо. — Его величество подошёл ближе. — Давай, помогу… А ты кто такой, такой шустрый?

— А я тоже маркиз! — засмеялся негритёнок. И, несмотря на предложенную помощь, подпрыгнул ещё раз. От неудачного приземления с него слетел тюрбан, обнажив коротко постриженный ёжик золотисто-русых волос. Что само по себе, вкупе с чистейшей франкской речью, наводило на подозрения.

— А ну, постой, кузнечик…

Его Величество перехватил мальчишку, потянувшегося за чалмой, и развернул к себе.

— Какой такой маркиз?

А сам похолодел, глянув в знакомые голубые глаза на смуглой до черноты рожице.

Сердце стукнуло.

Кажется, он угадал ответ.

Один из дальних-предальних предков Валуа был мавром. Это его бастард, родившийся белым, основал новую династию. Но, как напоминание о мавре-рыцаре, иногда среди королевских отпрысков рождались темнокожие дети.

Правда, до сегодняшнего дня это были только девочки…

— Маркиз де Клематис! — гордо ответил малыш. И, забыв о заколдованной двери, поклонился, как настоящий дворянин, вместо шляпы изящно взмахнув тюрбаном. — К вашим услугам, сударь! Позвольте спросить, с кем имею честь познакомиться?

— А я… король, Генрих Валуа, мой мальчик, — грустно ответил король. — И ещё я… — Он побольше набрал в грудь воздуху, словно перед прыжком в бурное море, и завершил: — Твой отец. Вот.

Маленький Анри склонил голову набок.

— Вы в этом уверены, сударь? — Нахмурился. — Мне очень жаль, но вы ошибаетесь. Мой почтенный батюшка уж точно покойный маркиз де Клематис, и если вы и впрямь король, как уверяете — вы должны помнить, что сами разрешили его брак с моей матушкой. Здесь какая-то путаница. Прошу извинить… — Покосился на дверь. — Не могли бы вы мне помочь, как и предлагали?

Но мужчина, вместо того, чтобы его выпустить, опустился перед ним на корточки.

Пытливо вгляделся в детское личико.

Тот же нос, в будущем обещавший стать орлиным. Тот же упрямый квадратный «мужицкий» подбородок с обозначенной ямочкой. Высокий широкий лоб. Густые брови. Три родинки на виске, едва угадываемые под смуглотой.

Он отвёл тёмно-русую прядь от собственного виска.

— Видишь? Наша родовая отметина. И у тебя, и у меня. Аннет… твоя матушка просто думала, что… потеряла меня, и потому, когда достойный и добрый человек сделал ей предложение — согласилась выйти за него замуж. Но ведь он был хорошим отцом, старый… пожилой маркиз?

— Папа был очень добрым, — медленно ответил мальчик. — Но… Нет, вы что-то путаете. Я не откажусь от него ни за что! Зачем вы так шутите?

— Я твой отец, — с тоской повторил король. — И так долго грустил, что у меня нет сына… Малыш, а может, всё же попробуем жить вместе, а? Семьёй. Мне бы только матушку твою уговорить!

Арапчонок сурово свёл светлые брови.

— Так это из-за вас нас с мамой похитили? Из-за вас держали в плену, в корабельной тюрьме, а мы потом чуть не погибли? Вы хоть знаете, что нас украли? Я, как мог, защищал мамочку; а где вы были всё это время, сударь? Я вам не верю!

И, дерзко сверкнув глазёнками, развернулся и ударил в дверь всем телом. Вылетев, наконец, наружу.

Вздохнув, король поднялся на ноги.

Вот она, расплата…

Тогда, семь лет назад, оттолкнув от себя Аннет, он фактически её предал. Отказался. Теперь он это понимает.

И если уж ребёнок, невинное дитя, чьими устами, как говорят в Писании, глаголет истина — воспринял его, как врага — что же скажет сама Аннет?

А он-то, наивный, думал: налетит, как вихрь, заберёт, рявкнет, если начнут сопротивляться, привезёт прямо в Лувр и скажет… Много чего хотел сказать, и хохотал, представляя выпученные от изумления глаза придворных, особенно графини д'Арбиньяк и виконтессы де Пюи, грызущихся за право очаровать, наконец, Его Величество. Потом понимал, что их-то, этих двух змеюк, и надо в первую очередь удалить от двора подалее, а потом уже заводить речь о свежеиспечённой королеве. И приставить к ней охрану, желательно разбавив гвардейцев братией Бенедикта Эстрейского, чтобы не только козни вроде отравлений пресекали, но и магические атаки… Всё предусмотрел. И что поселит в особых секретных покоях, и что выберет фрейлин из самых старых и мудрых, чтобы даже не смели ему глазки строить, а были преданы госпоже, как верные псицы. Нашёл бы, нашёл, есть у него на примете подобные дамы, готовые послужить короне не за страх, а за совесть: не у одного Винсента Модильяни работает тайная служба…

А, оказывается, всё только начинается.

С какой стороны подбираться теперь к Аннет — непонятно. Он уже настроил против себя сына, а любая мать львицей кинется защищать своё дитя.

При воспоминании о сверкающих на тёмной мордашке голубых глаз в груди так и разлилось тепло.

Ну и пусть… арапчонок. В королевстве полно магов, что-нибудь придумают. Главное — отбелить или хотя бы немного высветлить кожу, дабы дофин не смущал народ своей чернотой. Дамы вон, кто эликсирами, кто магией сводят и веснушки, и случайный загар; глядишь, и здесь всё получится.

Не виноват же его сын в предке-мавре, в конце концов!

А ему придётся искать другой подход. Мальчик-то прекрасно держится, умён, образован; чувствуется, на его воспитание потрачено немало средств и усилий. Скорее всего, и Аннет сильно изменилась. Но когда это Валуа отступали перед трудностями?