Как это обычно бывает на фронте, сигнал о начале операции «Реванш» поступает неожиданно для простых бойцов. На наши пластины и экраны выводится подробная информация — задача, время вылета и местонахождение нашего катера в ангаре. На сборы нам отведен один час, но и этого времени более чем достаточно, мы давно готовы.

Группа собирается у лифта, который доставит нас в ангар к катеру. Диверсионные подразделения выступают за несколько часов до начала самой операции. Нам необходимо к моменту, когда все катера поднимутся в воздух, уже находиться на месте.

Дронов сосредоточен, молча оглядывает нас. Все заранее обговорено множество раз, нам пора приступать от слов к действию. Пока Советник Броуди, собрав людей в зале, выступал перед ними с пламенной речью, мы занимались погрузкой боеприпасов на катер.

На огромной площадке в ангаре ждут вылета большие пузатые корабли, перевозящие к месту назначения десант, тяжелые танки и артиллерийские установки. Стоят длинные, как стрелы, бомбардировщики, готовые осыпать головы врагов тысячами мощнейших бомб. Сотни штурмовиков и истребителей. От этого зрелища дух захватывает.

Трусцой бежим к нашему катеру, панель открыта, у лестницы стоит Василий. Против обыкновения, он серьезен.

— К вылету готов! — докладывает он Дронову.

— Хорошо, по местам, — машет рукой командир.

Мы поднимаемся на борт, рассаживаемся и пристегиваемся.

— Выходим на старт через четыре минуты, — сообщает Василий. Сердце отстукивает барабанную дробь. Все предыдущие операции были по-своему опасны, и уж конечно, захват белесого «генерала» оказался самой тяжелой задачей. Но тогда мы действовали своими силами, и провал или гибель нашей группы не сильно бы повлияли на общую картину. Сейчас же от нашего мастерства напрямую зависела жизнь многих людей.

Каждый раз, когда мы отправлялись на задание, я был готов к тому, что могу погибнуть. Но теперь, чувствуя, что вот-вот настанет переломный момент и у человечества появился реальный шанс победить инопланетных захватчиков, я помирать не тороплюсь.

Василий поднимает катер, и мы несемся высоко над землей. Оглядываю нашу группу. Все ребята молчаливы и сосредоточены. Думаю, а если бы сейчас среди нас был Вонючка, стал бы он шутить? Наверное, нет.

— Выходим на точку! — докладывает Василий.

— Отлично, — сверяется с пластиной Дронов.

У нас билет только в один конец. Задача нашего аса лишь доставить нас к месту высадки. Потом у него будет хватать своих забот. Мы идем отвоевывать наши земли, и возвращаться не собираемся. Надо закрепиться так, чтобы ни одна четырехглазая сволочь не смогла сдвинуть нас.

— Ты как? — спрашиваю Брюннера.

Тот смотрит на меня и пожимает плечами:

— Много было боев, но этот, думаю, будет самым важным.

— Согласен.

Василий мастерски ведет катер к цели. Если отбросить страшную болтанку и лихие виражи, когда сердце подступает к горлу, и кажется, что вот-вот отвалится голова, то полет в целом проходит нормально.

Замечаю, что один из парней периодически поглядывает в мою сторону. Высокий, крепкий, с темными кучерявыми волосами и густыми усами. Зовут его Николай Поздняк. По его озабоченному лицу видно, что он хочет мне что-то сказать, но не решается. Берусь облегчить ему задачу и, улучив момент, когда катер трясет не очень сильно, подсаживаюсь к нему.

— Слушай, — говорит он мне, слегка наклонившись в мою сторону, — уж больно твой портрет мне знаком. Мы нигде не пересекались?

— Возможно, — отвечаю я, хотя не могу узнать парня. — Второй Белорусский. Третья разведрота.

— А не ты ли у капитана Звягинцева в роте был? — тянет Поздняк.

Утвердительно киваю, и более пристально разглядываю лицо Николая. Обветренное, все в оспинах, глаза карие, пронзительные. Нет. Его точно раньше не видел.

— Эх! — хлопает себя по коленкам Николай. — Так это ты фрицевского майора, на белом коне разъезжавшего, ухлопал?

— Было дело.

— Держи пять! — хохочет Николай и протягивает руку. — Нам тебя тогда показывали и в пример ставили.

Я хорошо помню тот случай. Весной сорок третьего мы увязли на одном участке. Немцы держали серьезную оборону, и выбить их никак не получалось. Командование решило брать высоту нахрапом, но после того, как угробили рогу штрафников, от этой затеи решили отказаться. По большому счету, к нам шло пополнение, и ясней ясного было, что фрицев мы со дня на день выбьем. Фашистское командование придерживалось другого мнения, оно все еще надеялось на успех.

Дабы поднять боевой дух скисшим бойцам вермахта, а может, просто ради форса, фрицевский командир полка взял привычку разъезжать на белом коне вдоль линии фронта. Зная, что у нас проблемы со снарядами, а пулей его с такого расстояния снять сложно, он лихо гарцевал.

Звягинцев рвал и метал, он жаждал смерти этого фашистского пижона. Матерился, и на попытки комиссара его успокоить и объяснить, что плененный майор лучше, нежели майор мертвый, отвечал однозначно:

— Завалите майора. Награжу.

Все потуги образумить капитана результатов не давали. Он мечтал видеть майора мертвым. Была послана разведгруппа с четким указанием «майора в расход». Группа попала в засаду, и парни чудом унесли ноги. «Ганс» продолжал объезжать позиции, а у Звягинцева начался нервный тик.

Я решил эту проблему. В первый день пристрелить немчуру мне помешала природа. Весна, дождь, порывистый ветер. Точного выстрела при таких условиях с восьмисот метров не сделать. Но, когда на следующий день в наших краях выглянуло солнце, я понял, что смогу из своей «мосинки» снять этого хлыща.

Сутки просидев в своей лежке и зная распорядок дня майора вермахта уже на зубок, я с нетерпением ждал его появления ровно в шестнадцать часов. Педантичный ариец не обманул моих ожиданий, выехал на белом жеребце поднимать боевой дух своих солдат.

Я бил в глаз, но попал заносчивому майору в висок. Его сбросило с коня, и животное, потеряв седока и испугавшись, поскакало в сторону наших позиций, где его тут же изловили и взяли под уздцы наши пехотинцы.

Звягинцев получил фрицевского коня, чему был страшно рад. Вписал меня в наградной список и с барского плеча выделил литр самогона. Орден пришел только в июне, а вот самогонка сразу пошла на ура.

Мы жутчайшим образом надрались с разведчиками и умудрились при этом напоить коняку. Конь, упившись, ускакал обратно к немчурам, а озлобленный и лишившийся такого великолепного трофея Звягинцев пригрозил мне трибуналом. Но обошлось. Фрицевский майор был убит, документы на орден уже ушли. Я какое-то время подвис между штрафным батальном и наградой, но отходчивый капитан Звягинцев простил меня, и особый отдел, навостривший уже уши, тоже отстал.

А выстрел тот был знатный, и не исключено, что его рассматривали в дальнейшем как образец.