Женя ожидаемо делает большие глаза:

— Уверен, что дело не в эйфории после секса? Может, нам стоит подождать несколько часов?

— Ах ты маленькая дрянь, — я с улыбкой качаю головой, а потом набрасываюсь на нее, подминая под себя, рыча и кусая в шею. Женя визжит, смеется, вырывается, пытается укусить в ответ, а потом вдруг замирает.

Я тут же напрягаюсь:

— Что такое?

— Телефон завибрировал, — шепотом говорит Женя, выбираясь из-под меня. — Звонок, — она берет с тумбочки свой смартфон. — Это… мама.

— Неожиданно, — хмыкаю я.

— Ну да. Она мне несколько недель не звонила.

— Может, что-то важное произошло? — предполагаю я.

— Или плохое…

К сожалению, Женя оказывается права: произошло плохое.

— Отец попал в больницу, — мрачно сообщает девушка, откладывая телефон после короткого, но весьма эмоционального разговора с матерью.

— Что случилось? — уточняю, нахмурившись.

— Автомобильная авария. Папаша сел за руль в нетрезвом виде.

— Твою мать, — закатываю глаза. — Пострадал еще кто-нибудь?

— Нет, — девушка качает головой, и я облегченно выдыхаю. Любые семейные проблемы сказались бы (и непременно скажутся) на Жене — а я желаю ей спокойной и безопасной жизни вдали от тревог и скандалов.

Между тем, малышка продолжает:

— Он тупо не справился с управлением на каком-то крутом и скользком от дождя повороте, и его сильно занесло… В итоге врезался в фонарный столб… или в дорожный указатель, я что-то не поняла точно. Других пострадавших нет, к счастью: ни людей, ни автомобилей.

— Это хорошо, — киваю.

— Только все равно обещают штраф от тридцати тысяч рублей, плюс за порчу государственного имущества, плюс лишение прав на полтора-два года… Хорошо хоть, что это первый раз — и надеюсь, последний. За второй заводят уголовное дело, как я поняла.

— А сам он в каком состоянии? — спрашиваю осторожно.

— Ссадины, ушибы, легкое сотрясение мозга, — говорит Женя как будто бы совершенно равнодушно. — Но мать сказала, чтобы я немедленно приехала в больницу.

— А ты в ответ бросила трубку, — хмыкаю я.

— Потому что это чертова манипуляция! — взрывается девчонка, тут же принимаясь размахивать руками. — Она просто нашла повод мне позвонить, чтобы вызвать сочувствие! Надеется, что я к ним на коленях приползу, буду сожалеть о содеянном и вымаливать прощение… нифига, не будет такого!

Я поджимаю губы: она может быть права.

А может быть — и не права.

Но авария — это все равно неплохой шанс, чтобы попытаться наладить отношения с родителями, и я очень хочу донести до нее эту мысль.

— Думаю, тебе и вправду стоит сгонять в больницу, — говорю осторожно.

— Зачем?! — Женя сразу напрягается и ощетинивается, готовая защищаться, словно и забыла, что это я, вообще-то, спасал ее от агрессивных родителей, пригласил у себя пожить, помог устроиться на первую работу, активно поддерживал все полтора месяца…

— Ты не можешь никогда больше с ними не разговаривать, — напоминаю я спокойным тоном.

— Могу! — рыкает она в ответ. — Они считают меня шлюхой и воровкой! Хотя сами украли мой ноутбук! Они заперли меня в комнате! Хотели перевести на домашнее обучение! Мать категорически против, чтобы я поступала в академию Министерства Чрезвычайных Ситуаций! А еще… — она захлебывается от собственной ярости, и я прекрасно понимаю ее, в принципе, хотя сам еще много лет назад научился контролировать свои эмоции. — Папаша. Ударил. Меня. По лицу! Я не намерена прощать это — а тем более просить прощения сама!

— А кто говорил о том, чтобы просить прощения? — искренне удивляюсь я. — Просто съезди в приемный покой, привези сеточку апельсинов, попроси администратора или медицинскую сестру передать ему твои пожелания скорейшего выздоровления…

— Зачем?! — снова сердито спрашивает Женя. — Разве во всей этой ситуации с родителями ты не на моей стороне?!

— На твоей, — киваю я утвердительно.

— Тогда в чем дело?! Почему ты хочешь, чтобы я ехала туда?!

— Потому что если ты считаешь, что звонок матери — это манипуляция, возьми и проманипулируй ими в ответ.

— Каким образом? — девушка хмурится.

— Сыграй роль хорошей девочки… Ненадолго. Это заставит их задуматься наконец о жестокости и нелогичности их собственных действий. Ты не обязана — но ты можешь. Просто потому что ты мудрее и осознаннее, чем они. Должно быть наоборот, конечно, но увы… таковы реалии. Сделай шаг. Всего один. Дальше дело будет за ними. Этот продолжительный разлад с родителями приносит тебе очень много боли…

— Неправда, — бормочет Женя, но я качаю головой и прошу строго:

— Не ври мне.

— Олег…

— Я все прекрасно понимаю, — говорю твердо. — Любой ребенок хочет быть в теплых отношениях со своими родителями, иметь возможность приехать в гости в любой момент, попросить помощи или хотя бы совета…

— Это уже невозможно…

— Возможно. Но для этого необходимо что-то делать… понимаешь?

— Угу, — она наконец кивает, хотя в ее взгляде я по-прежнему вижу недовольство и несогласие.

Моя маленькая бунтарка.

Я по-прежнему горжусь ею и считаю правильным, что она сбежала из дома и прервала тогда общение с матерью и отцом. Но все это слишком затянулось, конфликт перешел в стадию этакого торфяного пожара, где внешне все окей, а на душе — погано, и это не есть хорошо. Так не может продолжаться вечно. Я это прекрасно понимаю — может быть, потому что я старше Жени на целых одиннадцать лет. Но ей тоже уже пора понять…

— И я поеду с тобой, — добавляю безапелляционно.

— Зачем? — фыркает девушка.

— Я точно должен объясниться с твоим отцом.

— Не надо, — Женя хмурится. — Пожалуйста…

— Это будет мужской разговор.

— Мой папаша — не мужчина! — возмущается моя малышка.

— Но когда-то был им, возможно? — хмыкаю я вопросительно.

— Не уверена…

— Если я не увижу в нем зерна разумности и желания вести диалог — поверь, я не стану под него прогибаться, — уверяю я Женю.

— Ладно, — она сцепляет зубы.

— А теперь — душ и завтрак, — командую