«вечных» квартирах, при расселении в слободах, но никак не в походах или во время кампаний. Во время «ратной страды» появлялся другой источник дополнительных денежных доходов.

Коренился источник этот в нравах той поры, в правилах ведения войны, общепринятых в Европе. Обратимся за разъяснением к Анштальту (штату) артиллерийскому (1726 год), в котором говорится: «Инфантерия и кавалерия, когда неприятеля на баталии победит или когда какой город осадят, и оной возьмется штурмом, имеют как офицеры, так и рядовые, яко победители, в поле с мертвых и раненых, а в городах и из домов и других градских хранилищ себе прибыток. Сверх того оные на инфантерию и кавалерию при выходе из неприятельской земли всё имеют вы-грабить, и тако из того немалое себе богатство приобретать могут».

Оставив для потомков столь ценное свидетельство, законодатель простодушно жаловался на то, что артиллерия-де находится по сравнению с пехотой и кавалерией в невыгодном положении ввиду того, что во время сражений и осад привязана к назначенным для орудий местам и артиллерийские служители поэтому не могут проявлять «сноровки», присущей представителям других родов войск, и на их долю достается лишь «шестая часть из меди» по взятии осажденного города. Комментарии, нам кажется, излишни.

Перечислив статьи дохода рядовых, перейдем к обзору солдатских трат. До тех пор, пока не отменили штрафы за дезертиров, нижние чины наказывались вычетом одной копейки за каждого бежавшего товарища. Копейку в месяц отдавали они в пользу полкового батюшки (после Северной войны упоминаний об этом вычете обнаружить не удалось) и копейку в месяц «на медикамент». Отсутствие по какой-либо причине последнего вычета могло порой являться поводом к отказу в лечении.

Если рядовой попадал на стационар полкового госпиталя или лазарета, то жалованье по возвращении в строй выдавалось ему «ополовиненное». Лечили, правда, их от всех болезней бесплатно, даже если солдат наживал «французскую болезнь». Устав 1716 года предписывал «с урядников и рядовых отнюдь ничего не брать, отчего бы им болезнь ни приключилась, но лечить их всех без заплаты». Как видно, Устав изменил отношение к венерологическим больным из числа рядовых, потому что в предшествующие его появлению годы оно было иным — еще в 1715 году Яков Брюс приказал лишить фузилера Юду Бячкова жалованья за два года, «потому что он пролежал в лазаретах в нечистотной болезни, а та болезнь происходит от своего невоздержания».

Наиболее ощутимыми отчислениями из окладов рядовых являлись вычеты за мундир, который хоть и «строился» централизованно, но расходы на его изготовление оплачивались солдатом. У гантлангера, например, в 1719 году из рублевого месячного оклада удерживалось на построение воинского платья по 35 копеек, а в 1751 году из жалованья фузилера, получавшего в месяц 90 копеек, на мундир уходило 39х/4 копейки.

Хорошей иллюстрацией соотношения величин окладов, вычетов и надбавок послужит такая таблица (1751 год).

Как видим, даже статьи постоянных вычетов уменьшали жалованье солдата едва ли не в два раза. И в связи с последним замечанием поговорим немного о благосостоянии военнослужащих, или, вернее, о том, насколько зависело оно от жалованья.

«Ежели случится, — гласил Устав, — что жалованье к плате не всегда справно в уреченное время дано будет, однако же, несмотря того, имеют офицеры и солдаты службу охотно отправлять и до тех мест терпеть, пока они удовольствованы будут. Буде же кто при собрании военных людей в походе, гарнизоне, лагерях или где публично о деньгах кричать будет, оный имеет без всякой милости яко заводчик возмущения наказан быть».

Выдержка эта приведена здесь не случайно — строгое предупреждение было всего лишь откликом на реальное положение дел в денежном обеспечении солдат времен Северной войны, когда недостатки эти, значительно ухудшавшие материальное положение солдат, грозили вызвать недовольство в армии или даже открытое возмущение. Позволим себе процитировать еще одно сообщение. Генерал-фельдмаршал Шереметев писал: «Государева денежного жалованья на нынешний 1715 год артиллерийским как офицером, так и редовым ничего не дано, отчего он, генерал-маеор (Гинтер. — С. К.) опасение имеет, чтоб люди за каким воровством не пошли, потому что питатца стало нечем, понеже в Калуге и прошедшего марта месяца на первую половину артиллерским служителем правиант там едва достали».

Вот когда сказывались больнее всего промахи в обеспечении полков деньгами: не довозят казенный провиант — приходится залезать в свой кошелек. Но как быть, если и он пуст у солдата, не получившего жалованье? Денежные дачи в Северной войне при недостаточно отработанной еще провиантской службе становились часто единственным источником прокормления. И это понимали высшие командные чины, стремясь до минимума сократить задержки с жалованьем.

Но как часто случались они? Ответить на этот вопрос сегодня трудно. «Неисправности» коренились скорее не в нерадении начальства, — все понимали необходимость правильного, полного и своевременного довольствия армии деньгами, — но от несовершенства податной системы, невозможности вовремя собрать подати, от неспособности вовремя доставить деньги к месту расположения полка, часто менявшемуся в военное время.

Несвоевременный сбор денег на местах был, пожалуй, главной причиной затяжек с выдачей жалованья. Недоимки вели к значительному дефициту средств. В самом конце Северной войны Меншиков сделал такое заявление Военной коллегии: «…как офицеры, так и драгуны претерпевают за неимением денег нужду, на которых истинно жалко смотреть, и никогда сего не бывало, что на 21 полк не дослано слишков з двести тысяч рублев».

Порой невыдача денег, несмотря на устрашающие статьи Устава, грозила неповиновением, усилением дезертирства или, по крайней мере, «оскудением» солдат настолько, что это грозило бы ухудшением боеспособности. И высшие воинские чины, чтобы хоть как-то исправить положение, прибегали к таким средствам, как заем денег у гражданских лиц. В 1719 году пороховой заводчик Родион Мейер ссудил артиллеристов пятью тысячами рублей, и предусмотрительный Яков Брюс велел комиссару вернуть долг «без всякого задержания, чтоб впредь ему и другим во время тако же случившейся нужды охотно было оными (деньгами. — С. К.) служится».

Но бывало, в суматохе Северной войны трудно было отыскать заимодавца, способного дать армии на время большую сумму денег, и в дело шли личные средства высших командных чинов. Так, в 1715 году Адам Вейде сообщил в письме Брюсу, что ввиду «великой нужды» он принял решение «до времени ссужать своими деньгами» находящихся в Лефортовском полку пушкарей.

А особенно затруднительным становилось снабжение деньгами тех полков, которые воевали за пределами России. В 1716 году, к примеру, жалованье удалось переправить «нашим» в Данию на ластовых (грузовых) судах вместе с провиантом. Но в следующем году Петр принял решение переводить окладные деньги находящимся в Дании русским войскам следующим