Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прыгайте! — заорал я верхним. Ко мне присоединилось несколько человек.
Они там что, не перекрыли вход? Эскалатор и не думал останавливаться, и люди на нем не кончались. Наконец остановился тот, на который занесло меня, и я, распихивая людей, похромал вниз с воплями «Я медик, пропустите!». Пластик на балюстраде лопнул еще в паре мест, снизу доносились стоны пополам с матами.
А внизу был просто сущий кошмар. В куче перед эскалатором набросало несколько десятков людей. Кто-то отползал в сторону сам, кото-то начали оттаскивать пассажиры. И я включился в этот конвейер. С каким-то мужиком лет сорока мы на пару взялись вынимать из кучи людей и относить их в сторону. Просто складывали под стенку, делать что-то по медицине пока некогда было. Сейчас прибудут те, кому положено заниматься сортировкой и оказанием помощи. А я только наложением рук могу пока. Хватай покрепче, неси быстрее.
Поломанных было просто очень много. Неимоверно. Руки, ноги, ребра. Человек шесть мы отнесли к стенке. Первый погибший, молодой парень лет двадцати пяти, попался нам, когда мы уже вынесли из кучи человек десять. Шея у него была согнута под каким-то странным углом, а когда мы сдвинули его с места, то мотнулась со стороны в сторону, будто держалась только на паре веревочек.
Тут начали подбегать первые менты сверху. Трое местных, с платформы, они с нами с самого начала были, носильщиками-спасателями временно стали. Нас с напарником оттеснили в сторону, мол, спасибо, уступите дорогу профессионалам. Мы отошли к стеночке и начали отряхиваться.
— У тебя рукав оторвался почти, — сказал я мужику. — Кстати, Андрей, — и протянул ему руку.
— Витя, — ответил он рукопожатием. — У тебя вон брюки по шву разошлись. Тоже жена ругать будет? — и мы нервно засмеялись. Это стресс так работает. Кто-то рядом рыдал, кто-то кричал. В ушах будто пробка стоит.
— Надо бы выбираться отсюда, — сказал я. — Блин, где я хоть сумку выронил?
— Не та? — показал куда-то мне за спину Виктор.
— Она самая. Потоптались по ней знатно, — я поднял многострадальную сумку и начал отряхивать ее. Смотрю на часы. Полчаса прошло.
Появились первые бригады скорой. Они сыпались пешком по второму эскалатору, сразу с носилками.
— Каримов, ты? — я увидел «штатного диссидента» со своей старой подстанции.
— Панов? Ты что тут? Или кремлевских тоже сюда направили?
— Нет, пассажиром. А ты как здесь?
— Сюда всю Москву гонят.
Каримов открыл чемоданчик, достал бинты, складывая их на лежащие рядом шины. Я промыл кое-как руки из флакончика, начал ему помогать. В основном подержать орущих раненых. Врачей на всех не хватало, поэтому работали и фельдшеры, и даже милиционеры. Зафиксировать, на носилки и вперед тащить наверх.
— Как там Томилина? — между делом спросил я Каримова. Психика защищается от окружающего ужаса, нормалек.
— Выписали на домашнее долечивание. Вроде идет на поправку. На шину, наложи вон той женщине.
Черт, да у нее открытый перелом голени. Хер наложишь. Кость торчит, кровь идет. Дамочка лет тридцати с гаком, без сознания — уже легче. Накладываю жгут, повязку. Пытаюсь пристроить шину. И тут женщина открывает глаза. Зрачки — по пять копеек.
От ее вопля я второй раз глохну.
— Тише, гражданка, тише! Знаю, что больно, потерпите, сейчас мы вас эвакуируем.
Я бросаюсь к чемоданчику Каримова за обезболивающим, а там уже шаром покати.
— Извини, Пан, все вколол — фельдшер разводит руками, помогает мне переместить поломанную на носилки. В ход идут уже какие-то метровские, из темы гражданской обороны.
Милиционеры, сняв кители, лезут в подэскалаторное помещение, вытаскивают упавших. Тут тоже ужас-ужас. Пробитые головы, вывернутые конечности. Но наша работа завершена — бригад становится все больше, в глазах рябит от белых халатов.
— Пошли, что ли? — Каримов снимает окровавленные перчатки. Складывает их в чемоданчик. Это только в богатой Америке доктора выбрасывают перчатки на пол, а у нас каждый бинтик подотчетный.
Мы поднимаемся наверх, протискиваемся между стоящими впритык РАФиками. Каримов дрожащими руками закуривает.
— Будешь?
Открытая пачка сигарет оказывается перед моим лицом. Соблазн снять первый стресс велик, но я отказываюсь:
— Не, спасибо.
— Ну смотри, — фельдшер затягивается, ищет взглядом свою машину. У некоторых на крышах работают мигалки, доктора бегают туда-сюда. Целый медицинский конвейер тут. За милицейским оцеплением толпа любопытных. До нас доносится «самая верная информация» о перемолотых шестеренками десятках людей. Вот так и рождаются слухи. Если что, я видел неоднократно: в подэскалаторном пространстве никаких шестеренок.
— Считай, второй раз родился. Как умудрился выбраться?
— Скакнул на другой эскалатор.
— Ясно. Слушай, ты с Ленкой как? Все уже?
Во как парня «несет»...
— Ну да, давно. А с какой целью интересуешься?
— Да хочу к ней заглянуть, узнать как дела. Нравится она мне.
— Ну в добрый путь, что еще могу сказать?
Мы уступаем дорогу выбуксовывающему на дорогу РАФику. На его место тут же встает новая скорая.
— Спасибо. К ней правда какой-то комиссованный вояка ходит. Слышал, как бабы наши рассказывали. Типа она с ним из больнички переписывалась.
Костик! Красавец. Не зря я ему контактики Томилиной дал.
— Ты, конечно, покруче будешь, — я хлопнул Каримова по плечу. — Скольких сейчас спас? Семерых?
— Ты тоже троих обработал. Опять в газету попадешь.
Вот никак им не дает покоя мое ныряние к автобусу.
— Каждому воздастся! Но я — вряд ли, меня никто никуда не записывал. Да и не будут про такое писать... сам понимаешь...
— Ну да, ну да...
* * *
— Божечки ты мой!
Стоило Ане увидеть меня, она чуть в обморок не упала. Схватилась за дверной косяк, потом за сердце. Я был тут же ощупан, облапан, разоблачен и освобожден от остатков одежды. Порвались не только брюки, но и пиджак сзади. Австрийский плащ — в хлам. На сорочке — кровь последней пациентки.
— Что случилось то?!
— Авария в метро. Эскалатор на Авиамоторной помчался вниз, люди провалились, поломались...
— Ой-ой-ой... Много погибло?
— Я три трупа видел. Одному и вовсе глаза закрывал.
— Боженьки! Давай