Стебенев вышел на связь со вторым вертолетом и, услышав бас Задольного, заговорил:

– Серега, я не могу отдать тебе такого приказа, но… я двигаюсь к центру города зигзагом с большой амплитудой и продолжаю распыление… пока не закончится стан. А ты… ты решай сам, только у этого города никого, кроме нас. Конец связи.

Вот так. Сказал и стал действовать по только что озвученному плану. Не самый красивый ход, конечно: вроде как не отправил почти на верную смерть в приказном порядке и свободу решения второй машине оставил, а сформулировал так, что если ты человек, а не одно название, то выбора у тебя нет, кроме как поступить правильно, иначе говоря, по совести. В Задольном-то Стебенев не сомневался, но с ним там трое Измененных…

В вертолете стояла тишина – все занимались своим делом: майор – за штурвалом, ученый – за распылителем, а пневматик и щитовик, затаив дыхание, наблюдали за творящимся в небе светопреставлением и готовились, если что, пустить в ход свои способности. А посмотреть действительно было на что. Небесная баталия только набирала обороты: фиолетовые тучи стали скапливаться у границы соприкосновения с «обработанной» зоной, словно вода реки перед перегородившей ее русло плотиной или дамбой. Только вода, накопив критическую массу, дамбу обычно прорывает, а здесь тучи громоздились друг на друга, формируя таким образом что-то вроде сюрреалистических облачных гор или циклопических за́мков. Довольно жутковатых, надо сказать. Но Стебенева мороз по спине продрал не от их внешнего вида, а от мысли, что аномальная облачность действует как разумное существо: она, похоже, просекла, что обработанный слой не так уж велик в высоту, и если вниз он постепенно спускается, то вверх движется вряд ли. А раз так, через него можно перебраться.

И обрамленный синими искрами и молниевыми разрядами могучий массив смертоносных облаков полез вверх, как человек через забор. Расскажи кто-нибудь об этом майору еще недавно, он не поверил бы. Да и сейчас с трудом верил, хоть и видел это собственными глазами: это ж подумать только – разумная грозовая туча! Но сомнений не оставалось – они имели дело не с природным явлением, пусть даже и аномальным, но с думающим врагом, который только выглядел как порождение неживой природы.

И Стебенев уверенно потянул штурвал на себя, набирая высоту: остатками стана надо было поставить еще один барьер фиолетовой напасти. В вертолете по-прежнему стояла тишина: никто не задал ни одного вопроса – либо понимали, что происходит, либо просто доверились майору. Как бы то ни было, Стебенев мысленно поблагодарил своих спутников за это молчание – весь этот странный безмолвный бой с тучей-убийцей он вел на запредельной концентрации и нервном напряжении. Тут даже не натянутая струна, а тетива лука: если спустить ее вовремя, она пошлет в цель убийственную стрелу, а стоит натянуть чуть сильнее – и она просто порвется.

Майор видел, что кое-где облачность не выдерживала и прорывалась зарядами ядовитого дождя. Тяжелые капли неслись к земле, вспыхивали в становом слое, загорались ультрамарином и, пылая, неслись дальше этаким сюрреалистическим звездопадом. Зрелище было фантастически красивым, но столь же смертоносным, и Стебенев ни за что не хотел бы наблюдать его с земли. Часть этого огненного дождя поверхности все же достигала и несла смерть всему живому, разъедая попутно неживое. Но долетали немногие капли – становый фильтр в воздухе все же защищал землю.

Не отвлекаясь больше на дождь, Стебенев поднял вертолет на уровень верхней кромки поднявшегося облачного слоя и стал курсировать перед самым передним краем напирающего фиолетового мрака, а Померанцев, стараясь даже не глядеть на тучу, продолжал распылять в воздух остатки содержимого баллона. Вот только мало его было, этого содержимого, слишком мало – обреченно понял майор, а облачный фронт слишком массивный – продавит, прорвется, сжигая себя большими и маленькими кусками в ультрамариновом становом огне, а потом уже останавливать его станет нечем…

Клубок беснующихся молний вылетел из переднего края облака совершенно неожиданно и достиг вертолета в считаные секунды. Стебенев даже штурвал толком дернуть не успел, не то что уклониться, но перед вертолетом возник незримый силовой экран и отразил вражеский «выстрел». Молодец, щитовик! Если бы он не среагировал, лететь бы уже вертолету, дымя и кувыркаясь, к земле.

Хаос из ярящейся фиолетовой тьмы, щедро сдобренной ультрамариновыми молниями, был совсем рядом, заполняя собой две трети обозримого небосвода, и от одного его вида леденел позвоночник. Вскоре из облачности вылетел еще один клубок разрядов. И еще. И еще. Щитовик трудился в поте лица, поддерживая защитный экран, а Стебенев продолжал вести вертолет вдоль грозового фронта, чтобы создать на пути этой тучи хоть сколько-нибудь существенный барьер. Хотя бы на этом участке. Как знать, может, эти несколько сотен метров, которые они успеют пролететь, распыляя стан, спасут жизни тысячам людей. Интересно, как там…

«Первый, я второй! – как по заказу ожило устройство связи. – Командир, в нас попали. Молниевый шар. Мы пада…»

Договорить он не успел, связь оборвалась. Закаменевший лицом майор толком даже осознать не успел, что происходит, когда треск синих молний, вой ветра, шум двигателей и винтов вертолета оказались заглушены грохотом взрыва, а далеко справа, за домами, фиолетовые с синими всполохами сумерки разорвало пламенное облако.

«Эх, Серега, Серега…» – Пальцы майора до боли сжались на штурвале. Концентрация. Только концентрация. У тебя своя задача, Стебенев, и надо ее выполнить. А у Задольного была своя, и он знал, на что шел. И все остальные в том вертолете знали. Это война. А войны без жертв не бывает. Главное, чтобы не напрасно, чтобы удалось спасти побольше людей. Чтобы…

Майор и сам не замечал, что губы беззвучно шевелятся, непрерывно, словно мантру, повторяя: «не напрасно», «спасти людей»…

– Все.

Весь сконцентрированный на управлении вертолетом и своей мантре, Стебенев даже не сразу отреагировал на это короткое слово Померанцева. Потом спохватился и повернулся к нему:

– Что?

– Все, говорю… Закончилось, – ученый постучал пальцами по баллону со станом. Вернее, уже без стана. – Можно уходить.

Несколько секунд в голове майора метались дикие мысли: «Нет! Стоять до конца! Держаться!» Эмоции довлели над разумом и отметали доводы, что вертолет не военный, а транспортный, а даже будь он военным, стрелять по тучам из пулеметов или ракетами – полный идиотизм, что без стана Стебенев не может сделать здесь ровным счетом ничего, кроме как бесполезно погибнуть и погубить еще троих, составив таким образом компанию бедняге Задольному и его спутникам.

– Михаил Александрович…

Это мягкое обращение Померанцева вывело майора из состояния полуступора-полусумасшествия. Дурацкие, самоубийственные мысли вылетели из головы, словно пыль из ковра, по которому хорошенько прошлись выбивалкой. Стебенев задал вертолету крутой вираж и повел его прочь от творящегося в небе катаклизма. Но улететь успел совсем недалеко, когда…

– Ох ты ж!..