Но страна не разделяет ликования двора. На официальной церемонии в Париже короля ждал прохладный прием – его едва не освистали. Родился будущий король – однако лица в толпе злые и мрачные!

Несмотря на всю экономию, которой придерживаются при дворе, в честь рождения наследника устраивают роскошный бал. Во всем чувствуется расточительство: изысканная еда, избранное общество, комнаты украшены сотнями зелено-голубых фонарей. Маркиза решила, что не стоит устраивать бал-маскарад, заявив, что балы – это расточительство, недопустимое при столь стесненных финансовых обстоятельствах, но всем известно, что всему причиной ее нежелание, чтобы какой-то сочный Ананас или изящная Кошечка флиртовали с королем.

Вернувшись в лоно семьи, дофин сияет, как обычный буржуа, и совершенно меня игнорирует. Я не слишком расстраиваюсь: тетушка Элизабет повторяет вновь и вновь, что дофин никогда не заведет официальную любовницу и поэтому мне не стоит тратить время. И тем не менее очень интересно принять такой вызов. Как было бы приятно заполучить будущего короля, а не просто какого-то скромного придворного. Или псаря.

На балу я встречаю кузена своего супруга, Этьена, графа де Стенвиля. Мой муж его обожает и утверждает, что Этьен – надежда всего рода, но я сразу его невзлюбила. У него нос в форме луковицы, глаза навыкате, и в голову невольно приходит сравнение с уродливыми слепыми рыбами, живущими на дне реки и редко видящими солнце. Такой непривлекательный человек не должен так часто появляться на людях. Супруга его – внучка простого финансиста, и, как ни удивительно, поговаривают, что и она, и принцесса Робек безумно в него влюблены.

– Мадам графиня де Шуазель-Бопре, – приветствует Стенвиль, низко склоняясь над моей рукой. – Кузина, похоже, супружеская жизнь положительно влияет на вас?

Я киваю.

– Моему дорогому кузену Франсуа явно нужно было жениться, – весело заявляет он и потом неожиданно удаляется.

Я ощущаю его неодобрение, хотя понять не могу, чем я ему пришлась не по нраву. Наплевать, он настолько незначителен, что для меня его не существует.

Маркиза выглядит, если можно так сказать, немного потрепанной, и всем интересно наблюдать за тем, как король практически игнорирует ее. Несмотря на радость от рождения наследника, он ошеломлен приемом в Париже и с наступлением вечера впадает во все более мрачное, меланхоличное настроение. «Мы называем это “его черной меланхолией”, – рассказывает мне тетушка Элизабет. – Потому что она погружает и его, и всех вокруг во мрак».

Маркиза развлекает одну группу собравшихся историей о провидице из Парижа. В самый разгар повествования мимо проходит король и громко произносит:

– И какими бабушкиными сказками она сейчас вас потчует?

– Честно говоря, сир, – весело отвечает маркиза, улыбаясь королю, – это и есть сказка об одной бабушке. Мадам д’Анжервиль сейчас, должно быть, лет восемьдесят, а когда она выходила со своим супругом…

На лице короля отразилось раздражение, и посреди предложения он развернулся и отошел прочь.

– …могла предсказать несчастье, – поспешно заканчивает маркиза и улыбается оставшимся присутствующим.

По комнате проносится шепоток, все взгляды прикованы к королю, пока он шагает сквозь толпы собравшихся, мрачно потягивая шампанское, как будто хочет кого-то толкнуть.

Далее все перешептываются только об этом.

– Публичное унижение… давно пора. И дураку видно, что он устал от нее. Как и все мы.

– Все эти разговоры о дружбе… еще более зыбкие, чем замок на песке.

В углу салона Геркулеса я собираю вокруг себя толпу воздыхателей: Бисси, как всегда, внимателен; два лакея потчуют меня лучшим шампанским; граф де Ливри, мужчина средних лет, щедро одаривает меня улыбками, как и некоторые другие придворные. Я в прекрасном настроении; мама прислала мне из Парижа два рулона шелка цвета зеленого яблока, а портниха Александрины пошила мне изумительное платье, цвет которого идеально оттеняет мои глаза. Я отлично провожу время. Где-то вдалеке я вижу своего супруга, с головой погрузившегося в разговор с герцогом д’Аркуром.

– Блюдо с вишнями! – прошу я Бисси, и он улыбается, потому что знает, что последует дальше.

Один лакей удаляется, но вскоре возвращается с огромным блюдом свежих вишен. Я показываю собравшимся фокус, которому научилась еще в детстве: я умею кончиком языка завязывать хвостик вишни в узелок. С каждым узелком, который я выплевываю, раздаются аплодисменты и непристойные шуточки.

– Какой умелый язычок! – кто-то выкрикивает в толпе.

Я делаю реверанс и едва не падаю. Я понимаю, что, если выпью еще, смогу справиться с головокружением, которое ощущала в начале вечера.

– Еще шампанского! – шепчу я Бисси, который тут же спешит услужить.

Потом появляется король, держа в одной руке блюдо с грушей в ликере, а в другой – бокал шампанского. Он немного разрумянился и по пути задевает маркиза де Гонто, который движется в мою сторону. Я беру очередной хвостик вишни, король с восхищением наблюдает, как я показываю на кончике языка идеальный узелок.

Еще я замечаю, как Стенвиль и великий герцог Ришелье приближаются к образовавшейся вокруг меня толпе. На лице Стенвиля выражение мрачного презрения, но мне приятно видеть, что Ришелье, человек, которой намеренно смотрел сквозь меня с того дня, как я была представлена ко двору, выглядит заинтригованным.

– Попробуйте вот эту, милая моя, – произносит король.

Он бросает мне толстый хвостик от груши, который я ловко ловлю ртом. Я не свожу с него взгляда, пока пытаюсь завязать толстый хвостик в узел, но в итоге вынуждена сдаться. Я со смехом падаю на колени, вокруг меня ликует толпа.

– Слишком толстый! – причитаю я. – Слишком большой для моего рта!

Король смеется и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Поднимаясь, я смотрю ему в глаза и неожиданно замечаю, что он на самом деле довольно привлекателен и, вероятно, таким и останется, даже когда пройдет действие вина.

Не слишком ли низко я метила с дофином?

Бочком подходит маркиза, кажется, ничуть не обидевшись на ранее пренебрежительное обхождение.

– Розалия такая веселая, – тепло произносит она, сжимая руку короля и улыбаясь мне. – Как мило с вашей стороны помочь нашей милой девочке встать с пола, ведь совершенно очевидно, что она сама подняться не в состоянии. Как же она очаровательна!

Мы находимся в покоях тетушки, одних из лучших покоев в Версале. Как часто жалуется тетушка, это единственное, что сподобилась сделать для нее маркиза в награду за годы верной дружбы. И все же здесь нет кухни, а окна выходят на узкий дворик, куда редко заглядывает солнышко.

– Я бы, разумеется, предпочла покои с собственным фонтаном, – нередко сетует тетушка. – А так Эмили приходится упрашивать Матиньонов или полагаться на этих проклятых мальчишек-водоносов.