– Мой прадед – маршал Франции! – возмущаюсь я. Они еще смеют сомневаться в моем происхождении!

– Нет, мадам, мы говорим не об утонченности, дарованной происхождением, а о том, что получаешь благодаря образованию и вращению в светском обществе.

Мне остается прикусить язык – эти люди намекают на то, что особа буржуазного происхождения более утонченная дама, чем я!

– Ваши дерзкие выходки могут привлечь его внимание, но не смогут удержать, – говорит Стенвиль, кивая на Аржансона. – И король любит преданных женщин… я мог бы поспорить, что львиная доля очарования маркизы в ее собачьей преданности королю.

Внезапно мне становится неуютно от осознания того, что я нахожусь на судилище. Присутствующие внимательно разглядывают меня, но я стараюсь не покраснеть.

На помощь мне приходит моя тетушка Элизабет:

– У Розалии множество поклонников, однако она искусно с ними управляется.

– Управляется? – негромко переспрашивает Стенвиль.

Спустя несколько напряженных минут, которые отсчитали тикающие на каминной полке часы, Аржансон указывает на меня пальцем.

– Час близок, маркиза стареет и становится все печальнее, и мне сообщили мои люди, что последний раз король посещал ее ложе в январе прошлого года. В последнее время она из любовницы превратилась в министра.

– Государство не должно страдать из-за дамской политики, – добавляет Ришелье. – Она разрушит весь мир, если мы не свергнем ее первыми.

– Как обычно бывает, с наступлением зимы короля охватила хандра. Настал переломный момент, мадам, – продолжает Аржансон, переводя взгляд с моих глаз на грудь. – Сообщайте своей тетушке и нам обо всем, что происходит, и не отпускайте от себя супруга ни на шаг. Мы рассматриваем множество кандидатур, не забывайте об этом, поэтому немедленно прекратите весь этот вздор… не буду пятнать ни эту комнату, ни гордое имя Шуазель и не стану дальше продолжать.

Он делает паузу, я склоняю голову, чтобы не встретиться с ним взглядом. Нельзя краснеть. Нельзя. О боже, я надеюсь, что он все же имеет в виду Бисси, чья родословная берет начало еще с 1335 года, а не Пьера с псарни или, Господи прости, Калибана.

– Я вижу, что вы полагаете, что сможете с этим справиться в одиночку. Уверяю вас – не сможете.

– Разумеется, господа, – бормочу я, поднимаю голову и киваю каждому по очереди, радуясь тому, что не залилась краской стыда. Я думаю о том, что когда окажусь в объятиях короля, завоюю его сердце, то перестану терпеть дерзости от этих мужчин.

– Все это так волнующе, – приговаривает тетушка Элизабет, когда мужчины ушли. – Тебя ждут великие дела, и эти господа оказали тебе высокое доверие.

– Не уверена, что я им нравлюсь. – Теперь, после ухода гостей, щеки мои так и пылают. – Они скорее отнеслись ко мне с презрением.

– Что за вздор! Ты должна быть чиста и непорочна, дорогая Розалия, и делать то, что тебе велят. Держи супруга при себе и прекрати свои невинные заигрывания.

– Конечно, тетушка, – обещаю я.

* * *

– Я погибну, – заявляет Бисси.

Я сообщила ему печальную новость: я должна блюсти себя для человека более могущественного, поэтому мы должны положить конец нашим отношениям. К моей досаде, он не слишком-то противился – ему не хочется получить lettre de cachet и остаток жизни провести в каком-то уединенном замке вдали от двора.

– Я должна хранить себя для человека более великого, – повторяю я, надеясь уловить в его голосе грусть или даже нотки отчаяния. – Я должна блюсти себя для человека более влиятельного.

– Моей семье был пожалован титул в 1335 году! – в изумлении восклицает Бисси, расстегивая сюртук.

– Да, но ваша бабушка была протестанткой, – возражаю я.

Он снимает сюртук и увлекает меня за собой на ковер.

– Мой дорогой! – восклицаю я, перекатываясь на бок и садясь на него верхом. – Это не мой выбор – если бы все зависело от меня, я была бы с вами день и ночь. А пока я должна блюсти себя для человека более могущественного. – «Но мне действительно будет его не хватать», – с ноткой сожаления думаю я. Сомневаюсь, что король так же умело владеет языком, как Бисси.

– Вы уже говорили, – бормочет он.

– Мы будем как Ромео и Джульетта! – восклицаю я. Неожиданно меня потянуло на романтику. О, как же это прекрасно!

– А это кто? – спрашивает Бисси. – Я знаю одного парня Ромео де Лаланде, но его жену зовут Луиза, кажется, а не Джульетта. Может быть, это его любовница?

– Они были влюбленными, которым не суждено быть вместе, ибо они рождены под несчастливой звездой, – отвечаю я и тянусь расстегнуть его бриджи.

Я хочу, чтобы он понял всю трагичность нашей судьбы, всю боль от нашего вынужденного расставания. Я хочу поцеловать его, но он медленно опускает мою голову к своим бриджам.

– Вы могли бы написать поэму, – предлагаю я перед тем, как заняться его плотью. – Чтобы выразить свою печаль. – Он не отвечает, а продолжает удерживать мою голову руками.

– Мне будет этого не хватать. О как мне будет этого не хватать! О-о-о! – От его вздоха внутри трепещут бабочки.

– А может быть, сонет? – предлагаю я, отстраняясь, чтобы набрать воздуха. Он родственник поэта Понтюса де Тиара, – несомненно, Бисси унаследовал семейное искусство обращаться со словом.

– Любимая, слова никогда… никогда, уверяю, не смогут передать всех тех страданий, которые я буду испытывать. – Бисси вновь опускает мою голову к бриджам. – А сейчас позволь мне утонуть в своей скорби.