Эти воспоминания были слишком дороги для него, и оттогораскрывать свое прошлое или свои черты характера было бы чересчур щедрымжестом. Точно так же он не считал возможным спросить ее напрямую, почему онапредпочла именно его. Он любил ее с той же силой, с которой любил тех трехстранных англичан. Он ел с ними за одним столом. Видел, как они наблюдали еговосхищение и удивление, когда мальчик в зеленой одежде высоко поднял руки иполетел в темноту над сценой, возвращаясь к маленькой девочке, которая жила вобычной семье, чтобы научить ее летать тоже.

А там, в темноте Эрита, он прекратит работу, как толькопослышится гул самолетов и один за другим погасят огни. Он будет сидеть вомраке, наклонившись вперед и приложив ухо к тикающему механизму, все ещесторожа появление щелчков, пытаясь услышать их среди гула немецкихбомбардировщиков.

И потом случилось то, чего он ждал. Ровно через час таймерсбросился, и взорвался ударный капсюль. Когда вы выкручивали основной запальныйстакан взрывателя, освобождался невидимый боек, который должен был привести вдействие второй запальный стакан – ровно через час, когда сапер уже будетуверен в том, что бомба обезврежена.

Эта новинка изменила всю технологию работ по обезвреживанию,производимых союзниками. С этого дня в каждой бомбе замедленного действияпредполагалось наличие второго запального стакана взрывателя. Вывинчиваниетолько одного (первого) стакана теперь уже не гарантировало факт полногообезвреживания бомбы. Лучше всего было бы нейтрализовывать такие бомбы, недотрагиваясь до взрывателя вообще.

Кирпалу Сингху просто повезло. Он остался в живых благодарятому, что раньше, в освещении электрических дуг, обнаружил и вытащилсмертельный второй стакан из взрывателя бомбы-ловушки. В зеленовато-желтойтемноте под бомбежкой он наблюдал бело-зеленую вспышку размером с руку. Сопозданием на один час.

Он вернулся к офицеру и сказал: «Мне нужен еще хотя бы одинтакой же взрыватель, чтобы проверить свое предположение».

Они опять зажгли вокруг него свет. В ту ночь он проверялновые взрыватели в течение еще двух часов. Шестидесятиминутная задержкаоказалась постоянной.

Он провел в Эрите почти всю ночь. Проснулся утром уже вЛондоне. Он не помнил, как его отвезли назад. Он встал, подошел к столу ипринялся набрасывать чертеж: запальные стаканы, детонаторы, всю схему ZUS-40,от взрывателя до колец блокировки. Затем он нанес на рисунок все возможныенаправления работы по обезвреживанию. Каждая линия была четкой, текст написанясно и конкретно, так, как его учили.

То, что он обнаружил прошедшей ночью, оказалось верным. Емудействительно повезло, коль он остался живым. Такую бомбу невозможно былообезвредить in situ, не взорвав ее. Он нарисовал и написал все, что знал, набольшом листе синеватой бумаги. Внизу стояло: «Начерчено по просьбе лордаСуффолка его учеником лейтенантом Кирпалом Сингхом 10 мая 1941 года».

После гибели лорда Суффолка он работал, как безумный,забывая о себе. В конструкциях бомб постоянно происходили изменения. Он жил вказармах в Риджентс Парк[83] с лейтенантом Блэклером и еще тремясаперами-специалистами. Они разрабатывали решения, составляя отчеты о каждомновом виде бомб, с которыми пришлось сталкиваться.

Через двенадцать дней, работая в Директорате научныхисследований, они нашли ответ. Полностью игнорировать взрыватель. Игнорироватьпервый пункт инструкции, который гласил: «Вывернуть взрыватель из мины». Этобыло великолепно. Они смеялись, аплодировали, обнимали друг друга. У них покане было ни одного альтернативного варианта, но они знали, что в принципе правы.

Путь к этой правоте оказался удивительно простым. Проблемунельзя решить, только сформулировав ее. Лейтенант Блэклер случайно бросилфразу: «Если вы в комнате с проблемой, не разговаривайте с ней», – а Сингхподошел к нему и переделал ее по-своему: «Тогда совсем не надо трогатьвзрыватель».

Когда они поняли это и сообщили в высшие инстанции, черезнеделю было придумано решение. Паровой стерилизатор. В корпусе бомбы нужнопроделать отверстие, а затем главное взрывчатое вещество будет эмульсировановпрыскиванием пара и вытечет. На некоторое время это решение поможет.

А потом он уже был на корабле, направлявшемся в Италию.

* * *

– Ты обращала внимание, что на бомбах сбоку всегдачто-нибудь написано желтым мелом? Так же, как желтым мелом писали на нашихтелах, когда нас выстроили во внутреннем дворе Лахорского форта.

Мы медленно заходили друг за другом с улицы в здание, гдеподвергались медосмотру, а потом – во двор по списку. Мы поступали на военнуюслужбу. Врачи проверяли и обследовали нас своими инструментами, рукамиощупывали наши шеи, продезинфицированными щипцами отрывали кусочки кожи.

Тех, кто прошел медосмотр и был признан годным к военнойслужбе, построили во дворе. Закодированные результаты написаны желтым мелом нанаших спинах. Позже, в строю, после короткого словесного сообщения,офицер-индиец написал еще что-то желтым мелом на табличках, которые былипривязаны к нашим шеям. Наш вес, возраст, район рождения, уровень образования,состояние зубов и рекомендуемый род войск.

Меня это не возмущало. А вот моего старшего брата, я знаю,это оскорбило бы, он пришел бы в ярость, кинулся бы к колодцу, достал ведроводы и смыл бы все меловые метки. Я был совсем другим. Хотя я любил его.Восхищался им. У меня в характере – находить всему причину, резон. В школе ябыл очень старательным и серьезным, за это он дразнил меня и подшучивал надомной.

Конечно, ты понимаешь, что я был не таким серьезным, как он,просто я ненавидел конфронтации. И ведь это не мешало мне делать то, что яхотел, и делать так, как я хотел. Очень рано я открыл для себя, что совсем необязательно идти на столкновение. Я не спорил с полицейским, который говорил,что нельзя переезжать на велосипеде через такой-то мост или сквозь такие-товорота в форте, – я просто спокойно стоял, пока не становился невидимым, апотом проезжал. Как крикетный мячик. Как спрятанная чашка с водой. Тыпонимаешь? Этому меня научили выступления моего брата, который всегда был скем-то в конфронтации.

Но для меня мой брат был всегда и героем в семье. Я видел ичувствовал его состояние в роли неутомимого возмутителя спокойствия. Янаблюдал, как он истощался после каждого очередного протеста, его телодергалось в ответ на обиду или какой-то закон. Он нарушил традицию в нашейсемье и отказался, несмотря на то что был старшим сыном, идти в армию. Онотвергал любую ситуацию, где Англия имела власть. И поэтому его затаскали потюрьмам. В Лахорскую центральную тюрьму. Потом в Ятнагарскую… Он лежал по ночамна своем тюфяке, рука поднята в гипсе, так как друзья сломали ему руку, чтобызащитить его, потому что он не оставлял мысли о побеге. В тюрьме он сталспокойным и отстраненным. Еще больше, чем я. Его не оскорбило, что я записалсяв армию добровольцем вместо него, что я не стану врачом, как того требовалатрадиция; он только рассмеялся и передал мне через отца, чтобы я был осторожен.Он никогда не пошел бы на войну вместо меня. Он был уверен, что я владеюсекретом выживания и обладаю способностью прятаться в тихих местах.