Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему она его не слышит? Не видит?
Одной рукой снова убирая влагу со лба (Даша запретила себе думать, что это кровь), второй нащупала ручку от двери. Дернула – не поддается. Паника окатила с головы до кончиков ног. Дернула второй раз, налегла плечом – боль взорвалась в шее, обожгла плечо и побежала вниз. Даша взвыла, прикусив губу, и снова налегла, ударилась о дверь. Та, сука, наконец, со скрежетом поддалась, и Даша вывалилась из машины, упав коленями в слякоть из грязи от тающего снега и промозглых, кое-где покрытых легкими ледышками луж.
Где… Гри-ша…
Даша некоторое время постояла на коленях, пытаясь прийти в себя.
Не получалось.
В голове звенело, тело не слушалось.
Кое-как оттолкнувшись от земли, Даша выпрямилась. И сразу же пригнулась, зажав уши руками – раздался взрыв. Та машина… Господи…
Дашу затрясло, и она, уже больше ни о чем не думая, на негнущихся, не слушающих разум ногах, спотыкаясь и падая, цепляясь за грязь, бросилась к двери Гриши. Им повезло – машина, пусть и несколько раз перевернулась, встала на колеса. Если бы на бок или на крышу, то всё. Они точно не выжили бы. Даша определенно не смогла бы выбраться. И свет… Почему он такой тусклый. Она ничего не понимала…
Ничего…
Ну и пусть…
Главное – найти Гришу…
Она его увидела сразу же, как только обошла машину. Он лежал, свесившись на порог. Первой мыслью Даши было: слава богу, жив. А потом она увидела залитую кровью шею, неестественную позу, и всё оторвалось…
– Гриша… Гриша…
Она, поскальзываясь и снова падая, увязнув в грязи, рванула к нему.
Очередной взрыв заставил её закричать.
Но среди начинающейся вакханалии она смогла разобрать стон.
Жив…
Жив!!!
Дашу никогда не учили выживать в экстренных условиях, уроки безопасности жизнедеятельности она пусть и посещала в школе, но разве у простой девочки они задерживаются в голове? Она даже при необходимости не смогла бы сделать искусственное дыхание! Что говорить о большем.
Она знала лишь одно: она должна вытащить Гришу из машины. И оттащить подальше. Есть вероятность, что авто тоже полыхнет. И что-то с подушками безопасностями. Почему они не все сработали? Не защитили. И как-то всё казалось… неправильно.
Руки тряслись.
В голове где-то мелькнула мысль, что при травмах позвоночника человека нельзя трогать. Но откуда она знает, что с Гришей? А если оставит его, где гарантия, что машина не взорвется? От одной мысли, что он может остаться в одиночестве, грудь продавливало от новой боли.
– Давай… Помоги мне… Пожалуйста…
Губы не слушались. Как и руки. Она потянула мужчину на себя, но руки соскальзывали с мокрой парки, не цепляясь. Даша снова упала в грязь, на этот раз спиной, ударившись локтями. Но сразу же встала.
Тяжелый… Какой же её мужчина тяжелый…
Почему-то вспомнились кадры из военных фильмов, где тощие хрупкие медсестрички выносили на своих плечах здоровенных солдат. Как?.. Она не сомневалась, что подобные случаи имели место быть. Когда беда надвигается, когда счет идет на минуты, организм мобилизуется и выдает по максимуму.
Даша, если бы и захотела, не смогла бы потом воспроизвести в памяти эти минуты.
Она его вытащила.
Как?
Не знала.
Она его оттащила и от машины.
Как?
На пределе.
Не чувствуя ног. Не чувствуя себя.
Зная лишь одно: если он умрет, она умрет тоже. Ляжет рядом с ним, закроет глаза и… всё.
Она падала. И вставала. Кричала (нет, орала!), стонала, что есть силы, не понимая, почему её никто не слышит. Это походило на агонию.
Неподалеку от них продолжала полыхать вторая машина. Почему никто не видит?
Из горла Даши вырывались хрипы. Она нашла браслет на руке и принялась колотить им по большому застывшему кому грязи. В браслете был маячок! Черт побери, был! Гриша сам признался! Ну же… Ну же…
Их должны найти. Обнаружить. Должны…
Даша легла рядом с Гришей.
Где-то отдаленно в «Мерсе», так и не ставшем её, раздался звонок. Телефон… Гришин… Но сил подняться и подойти не было…
Даша прикрыла глаза.
Всё.
– Вам нельзя вставать.
Кто бы его ещё послушал.
– Я должна увидеть его.
– Дарья…
– Ничего не говорите. Пожалуйста.
– У вас сильное сотрясение.
– Плевать.
– Вам нельзя…
– Я уже это слышала. Ответственность на мне.
Он жив.
Гриша.
И даже уже не в реанимации.
Он взял удар на себя… Это она должна лежать в палате интенсивной терапии.
Не он.
Тошнота и слабость никуда не делись, несмотря на капельницы. Даша поправила волосы и, больше не сказав ничего врачу, вышла из палаты. Приходилось держаться за стену, пол то и дело грозился встретиться с её лицом. Даша думала, что врач будет препятствовать и далее, но он, видимо, понял, что бесполезно.
Так и было.
Она хотела увидеть Гришу и увидит его.
Даша стребовала с медсестры сообщить, в какой палате находится Гриша. Да это было и не трудно. По факту только они вдвоем тут и находились. Целое крыло и несколько десятков человек персонала для них.
Даша остановилась, когда увидела Регину, выходящую от Гриши.
Постарела… Нет былого лоска, и глаза потухли. Женщины встретились взглядами, и Даша не выдержала первой. Сдерживая слезы, которые снова оказались достаточно близко, растянула губы в улыбке, которую и улыбкой можно назвать с натяжкой. Регина покачала головой, после чего стремительно преодолела расстояние, разделяющее двух женщин, и обняла Дашу.
Та не сопротивлялась.
– Прости меня, девочка… Прости…
– Регина… Не надо… Я…
– Он любит тебя. В бреду звал…
Рыдания душили Дашу и до этого признания, а услышав, что Гриша нуждается в ней, её прорвало.
– Тише… Тише… Ну что ты, девочка, что…
– Я не могу…
– Уже всё позади. Он будет жить. Травм, не совместимых с жизнью, нет.
– А позвоночник?
Её больше всего волновал он.
– Переломов нет. Ходить будет.
Господи, какое облегчение. Кто бы только знал.
Заглянув в глаза женщины, Даша поняла: она не одна такая. Регина испытывает те же чувства.