Дуглас Норт, получивший Нобелевскую премию за свои работы по экономической истории, предложил новую большую теорию. В ней нет марксистского разделения на базис, или экономические отношения, и политическую надстройку. В теории Норта политика и экономика неразделимы. Есть два основных способа общественного устройства: общество с ограниченным доступом и общество со свободным доступом.

Общество с ограниченным доступом возникает, когда посреди хаоса рождается элита. Элита удерживает власть за счет ренты, образующейся благодаря отсутствию свободного входа. Если только одна компания имеет право на производство какого-то продукта или монополию на торговлю каким-то продуктом с другими странами, она может сама устанавливать цену, получая монопольную ренту. Рента используется элитой и для удержания власти, и для хорошей жизни. Политическое устройство такого общества – механизм создания и поддержания рент, а экономическое – бизнес в условиях высоких входных барьеров. Высокая маржа у тех, кто внутри. Главная сфера, к которой имеет доступ только элита, – создание и изменение организационных форм.

А в обществах с открытым доступом, говорит Норт, все устроено по-другому. Существующие ограничения на вход по природе своей временны. Такая социальная структура существует примерно в двух десятках стран (мы в России называем их условно Западом), и именно они – лидеры экономического развития. Способность перейти от ограниченного доступа к открытому определила, по теории Норта, возможность перейти к современному экономическому росту.

Дуглас Норт недаром считается одним из основателей институциональной экономики – и в этой его теории существенную роль тоже играют институты. Но институты – вещь хотя и фундаментальная, но трудноуловимая. Другое дело – структура организаций, которые обеспечивают взаимодействие людей, – вот она, на виду. Здесь – тоталитарная личная диктатура, там – диктатура массовой партии, ограниченная к тому же исторической независимостью провинций, а вот – демократия с сильными традициями патернализма…

Однако сильное место в теории Норта состоит вовсе не в том, что он обращает внимание на возможность двух путей – пути современного развития и пути, на котором страна и экономика оказываются как бы замороженными, – а в следующей гипотезе. Она состоит в том, что ограниченный доступ, или монополия на каждом рынке в экономике и диктатура в политике, – это естественное состояние общества. Для любого отклонения от этого устойчивого состояния нужны специальные усилия.

Эта гипотеза далеко не очевидна. Более того, она противоречит общепринятым представлениям. Однако произведем мысленный эксперимент. Что произойдет, если по мановению волшебной палочки исчезнут все структуры государства? По Норту, наступит хаос, который быстро сменится диктатурой. В легендарной повести-сказке Уильяма Голдинга “Повелитель мух” дети, выброшенные на необитаемый остров, в считаные дни образуют иерархическое общество с ограниченным доступом. Так же и на совершенно свободном рынке, если эту свободу не защищать, может возникнуть монополия. В теории Норта демократия и свободный рынок – это то, что противоречит естественному ходу вещей и инстинктивному поведению людей, то, что необходимо постоянно защищать. Страны, в которых это осознается, уходят от естественного состояния к демократии и рынку.

Если граждане не борются каждый день за демократию и свободный рынок, страна скатывается именно к этому состоянию – монополии и диктатуре. Бедности и несчастью, иными словами.

В феврале 2009 года, в самый разгар мирового финансового кризиса, сильно затронувшего российскую экономику, Олег Дерипаска, еще за год до этого самый богатый человек в России, а в тот момент обладатель самых больших корпоративных долгов, предложил изменить российский закон о банкротстве. Идея Дерипаски состояла в том, что закон должен защищать менеджеров от кредиторов в период реструктуризации. Политическое руководство страны косвенно поддержало промышленника: мол, закон о банкротстве плох, если позволяет отнимать компании у их владельцев.

Логика олигарха была понятна: поскольку в большинстве крупных российских предприятий топ-менеджеры одновременно владельцы, изменения в законе позволили бы Дерипаске сохранить контроль над его холдингом и в ситуации, когда он не может расплатиться с долгами. Общая экономическая логика, говорит, однако, об обратном. Нельзя защитить кредитора, не отнимая в случае неспособности расплатиться имущество у задолжавшего собственника. Это верно для ипотечных кредитов граждан, это верно и для корпоративных долгов.

Как ни проста идея банкротства, никакой экономический институт в России не окружен таким количеством мифов и легенд. И миф номер один состоит в том, что “банкротство – инструмент передела собственности”. Нет-нет, само по себе это утверждение правильное – банкротство действительно инструмент передела собственности. Вот только произносится это так, будто единственная польза от банкротства – для алчных дельцов, грязными методами старающихся прикарманить чужое. Между тем угроза “захвата и передела” – основной смысл закона о банкротстве. В отсутствие такой угрозы собственник не будет искать наиболее эффективных менеджеров, менеджеры не будут стараться улучшить положение предприятия, а кредитор – не даст им кредит. Не даст, потому что у предприятия нет стимулов кредит возвращать. В экономике, в которой не работает механизм банкротства, то есть “захвата и передела”, нет стимулов инвестировать.

Судить об экономике какой-либо страны по банкротствам – все равно что выводить заключение о здоровье жителей города по моргу городской больницы. И все же как заключение патологоанатомов важно и для терапевтов, и для хирургов, так изучение банкротств позволяет экономисту многое понять о здоровой части экономики.

Смысл банкротства – это прежде всего защита кредиторов от неисполнения их должниками своих обязательств. Однако правильное законодательство о банкротстве служит и интересам потенциальных заемщиков. Действительно, ожидая, что менеджеры не станут прилагать усилия в отсутствие “негативных” стимулов, инвестор не будет вкладывать деньги. Что, если дела пойдут не так хорошо, как ожидалось? Как можно будет вернуть деньги? Где нет процедуры банкротства, нет и инвестиций. Эта логика имеет и прямое следствие: степень защиты кредиторов в экономике ощутимо сказывается и на далеких от банкротства компаниях, которые кредиты возвращают вовремя, через ставку процента.

В ситуации, которую мы часто наблюдаем в России, когда никто никому не хочет давать в долг (или, другими словами, хочет давать только под очень высокий процент), означает вот что. Никто не верит, что процедуры и институты, позволяющие кредиторам получать обратно свои деньги в случае убыточности бизнеса, например закон о банкротстве, работают эффективно. Если бы закон о банкротстве эффективно защищал кредиторов, все бы рвались выдавать кредиты и они бы дешевели. Отними собственность у немногих нерадивых хозяев – и множество “радивых” окажутся в выигрыше: смогут получать кредиты под более низкий процент.