- владыка покоя, прародитель силы. Я, раб твой и сын, взываю к тебе. Пробудись в душе моей, верни ее в лоно свое и породи ее вновь - в трех чистых, необоримых силах Геи, Тартара, Эроса. О, Великий Хаос...

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА ДВУХ БЕГЛЕЦОВ

Чужой город распластался вдали на трех пологих холмах. Рядом с ним, по левую сторону, виднелась редкая рощица, между ней и городом поблескивала река.

"Восемь стадиев, - привычно оценил Прокл и усмехнулся: - Однако мы опоздали... Пирог успел подгореть".

Издалека городские стены действительно напоминали подгоревшую лепешку.

Начальник охраны, сопровождавший головную повозку, остановил коня и дождался, пока Прокл поравняется с ним.

- Хвала Юпитеру, осталось недалеко до плотного ужина на хозяйских столах, - сказал он, щурясь от предвкушения отдыха и пирушки. - Не люблю дорогу. В ней день тянется как два.

Прокл бросил взгляд на растянувшуюся цепь повозок и всадников.

- Прикажи, чтобы подтянулись, - зевая, сказал он начальнику охраны. - Нам пора выпячивать грудь.

"Если в дороге день длится вдвое дольше, то теперь начнется обратное: два дня пролетят как один", - подумал Прокл, представив себе грядущую суету, мельтешение лиц и нарядов, блеск роскошных покоев, бесконечное чередование поклонов, хвалебных речей и ночных пиршеств.

Услышав голос начальника охраны, Прокл взглянул на него с раздражением: избавиться от обжоры не удалось, он опять ехал рядом и мечтал вслух о жареном баране, фаршированном оливками.

- Дома, перед отъездом, я всегда съедаю любимое блюдо, - доверительно поведал он Проклу, - и одну из косточек вешаю себе на шею амулетом. По ней я загадываю угощение в гостях и редко ошибаюсь: первым мне обычно подносят то самое, о чем я мечтал в дороге... - Он помолчал и, вздохнув, оглянулся назад. - Дома хорошо...

Прокл невольно тоже обернулся: дорога позади уходила к подножию горной гряды, светлой тесьмой тянулась по склону и пропадала за перевалом, между двух вершин, похожих на верблюжьи горбы. По этим горбам в долину медленно сползали лохмотья грязно-серых облаков.

"Дома... - презрительно усмехнулся Прокл, его потянуло на философию. - Вот - лишь холодные тучи и темные горы. Город, что мы покинули, - где он? Только в моем воображении. Буду ли я сыт бараном, которого съел за горами? Был ли этот баран наяву? Был ли город? Быть может, все это - пустой сон, тоскливый и вечный... Сейчас нет ни города, ни барана. Только это важно. Я даже пока не уверен, существует ли город, что вижу вдали..."

Прокл взглянул на охранника как на невежду и глупца.

Посольство из Самосаты приближалось к цели своего пути.

Раскрылись ворота, и началась предвиденная Проклом утомительная суета: мельтешение лиц и нарядов, монотонное чередование поклонов и хвалебных речей.

Ко всему Прокл был равнодушен. Во всех своих разъездах с посольством он напускал на себя некое подобие дремоты. Ни на ком не останавливал он внимания, веки его были полуопущены, взгляд неподвижен. Так он напоминал идола, снисходительно наблюдающего за людской возней вокруг. Подозревая в этой дремоте особую хитрость и проницательность, хозяева, принимавшие посольство, выказывали к Проклу особое почтение.

Лица текли перед глазами Прокла подобно бесконечной веренице придорожного кустарника. Но одно из них вдруг заставило Прокла очнуться. Черты показались ему знакомыми. Он прояснил взор и даже вздрогнул от изумления: среди ближайшего окружения архонта он узнал Гиерона, друга детства.

Прокл, растерявшись, едва не назвал его вслух по имени, но успел осечься.

Тот давно узнал Прокла, но нарочито отводил взгляд: можно ли было выдать тайную связь с послом Самосаты, отношения с которой могли вот-вот оборваться открытой враждой.

Прокл тоже отвернулся в сторону, но успокоиться уже был не в силах. Неожиданная встреча за морями, в чужом народе со старым дружком поразила его.

"Гиерон - здесь и - правая рука архонта! Вот так чудеса!" - недоумевал он на пиру, возлежа рядом с архонтом.

Усердно скрывая свою тайну, они все же перебросились за выпивкой несколькими незначащими фразами.

Архонт, однако, был наблюдателен.

- Вы, эллины, разбредаетесь по свету, - с усмешкой обратился он к обоим, - и благодаря своим способностям к языкам и расчетливым умам занимаете неплохие места в управлении государствами и городами. Эллин-посол встретился с эллином - хранителем мер и печатей... Вы скорее договоритесь о мире, чем архонты и цари.

Обоим пришлось преклонить головы и виновато улыбнуться.

Вернувшись ночью в свои покои, Прокл долго не мог заснуть.

"Гиерон! Вот так неожиданность! - все удивлялся он, бродя из угла в угол. - Вроде бы всегда казался простаком... И вот - насмешка Исиды. Хранитель мер и печатей! Сидит на теплом месте, не бродяжничает по миру, как я. Как это он успел отхватить лучший кусок пирога, ведь на одном корабле давали деру из Танаиса?.."

Посреди ночи едва слышный стук в дверь насторожил Прокла. Он открыл дверь и увидел на пороге карлика со старческим личиком, пересеченным наискось глубоким шрамом.

- Это еще кто такой! - невольно воскликнул Прокл.

- Тише, господин, - карлик страдальчески сощурился и прижал к губам пальцы. - Мой господин приглашает тебя.

- О чем ты мелешь? - нарочито возмутился Прокл, сразу догадавшись, кто послал за ним этого уродца. - Ты спугнул мой сон.

Короткой ручкой карлик потянулся вверх, к лицу Прокла, и тот увидел в его пальцах перстень, тот самый, что он проспорил Гиерону на попойке лет десять назад, любимый перстень, пропавший по глупости: он, Прокл, не поверил, что дружок сумеет пролезть в пимфос, наполовину заполненный оливковым маслом.

- Господин просил извинить его за доставленное беспокойство, - проговорил карлик, - и подносит этот перстень в качестве возмещения убытка.

- Вот как... - пробормотал Прокл, с невольным удовольствием возвращая кольцо на правый указательный палец. - А знает ли твой господин, что его приглашение может стоить обоим голов, его и моей?

- Мой господин просит тебя, светлейший гость, об этом не тревожиться. Здесь во дворе, у колодца, есть подземный ход, и нас никто не заметит.

Прокл все же немного поколебался.

- Веди, - сказал он карлику, решившись.

Рядом с колодцем теперь зияло еще одно отверстие, около него лежала мраморная плита, крышка лаза, по очертаниям неотличимая от камней, которыми был выложен двор.

Карлик юркнул вниз. Послу спуск по узенькой и скользкой лестнице стоил большего труда. Был миг, когда, оказавшись в глухом мраке, он проклял затею.

У подножия лестницы,