Она стреляла по мешку с соломой, подвешенному к частоколу. Колчан у пояса был уже почти пуст. С тяжелым наборным луком она обращалась запросто, держа его за рукоятку на вытянутой руке так, будто он был невесомой игрушкой, натягивая тетиву рывком без малейшего напряжения.

На холстине мешка виднелись контуры лица, набросанные углем. В каждый глаз девчонка всадила по две стрелы, а лоб украсила натуральным веером, так что между древками оставался равномерный зазор на ширину пальца. Худо пришлось бы тому врагу... ну, я думаю, вы поняли.

Она оглянулась, подняла голову и отыскала меня взглядом. На полных губах расцвела лукавая усмешка. Имоен подмигнула, тряхнув тугим хвостом русых волос.

—Ты ей нра... нравишься. Помаши даме ручкой, Ф-ф-фтик!

—Заткнись.

—Она... вот я думаю, похожа на пончик с сахаром!

—Заткнись, яханным фонарем тебя по башке! — Я придал своему лицу суровое выражение. Лесная нимфа сдвинула брови, усмехнулась краешком рта и вернулась к своему занятию. Спина у нее была замечательно ровная, а благодаря сандалиям с тонкими ремешками я мог сколько угодно любоваться ее тонкими лодыжками.

Однако Олник прав. Она действительно похожа на пончик с сахаром. Особенно сзади.

—Бум!

—А как насчет этой дамы, Ол? Не она ли воплощение твоих ночных грез?

Мой друг передернулся.

Крессинда Доули продолжала тренироваться в бросках молота, прихваченного к запястью пятиярдовой цепочкой из багряного металла. Молот с короткой деревянной рукояткой ударял в чурбак, что стояла у частокола. Вокруг чурбака трава была испятнана щепками.

Когда я впервые увидел Крессинду, вот какая мысль меня посетила: ну хорошо, в это сложно поверить, но, скорее всего, гномы мужского пола зачинаются, вынашиваются и наконец являются на свет привычным образом. А вот гномши... Не случается ли так, что отдельных гномш родители выдалбливают из камня?

Угу, в команде была гномша. Я, кажется, не упоминал ранее, что гномши куда крупнее мужчин своей расы. Например, Крессинда имела почти пять футов роста. Талия у нее была обширная, и все остальное не менее широкое, рублено-тесаное, начиная от запястий с мой кулак толщиной. Нос-пуговка, тяжелый подбородок, ровная линия густых бровей... и две светлые косы, спущенные на грудь, под которой можно скоротать дождливый вечерок.

Она была огромна и громогласна. Обтянутый замшей рог соседствовал с тяжелым кинжалом у пояса. Сам пояс, украшенный массивными серебряными бляшками, мог увлечь на дно примерно десять взрослых мужчин.

—Ты, что ли, тот самый?.. Варвар-на-все-руки? Ты слишком мелок для варвара! — сказала как припечатала она, когда принц представлял мне отряд.

—С тех пор, как я в последний раз виделся сам с собой, я успел немного подрасти, — проворчал я, хотя на языке вертелся совсем другой ответ.

Она расхохоталась, звонко хлопнув себя по ляжкам:

—Ну поглядим, поглядим.

Вот он, мой отряд. Ни один из них не напоминал тех раздолбаев, которых я привык водить по горам и весям. Они были сосредоточенны и опасны. Они не маялись скукой и дурью. Они пришли делать дело и ждали только одного — приказа о выступлении.

Здесь, в общем, была одна закавыка. Даже две, если я правильно умею считать до двух, загибая пальцы. Первая — все они, гм, яркие личности и, похоже, не дураки. Не случится ли так, что в настоящем походе каждый начнет тянуть одеяло лидера на себя, оставив старину Фатика с голым задом? Проще говоря — не перегрызутся ли они в дороге? Наводить дисциплину среди таких ребят — работенка не из легких. С каждым найти общий язык, не ужав его самолюбия, непросто. Опять же, если, предположим, я могу дать в глаз Скареди или Монго Крейвену (крайний случай нахождения общего языка), то бить женщин, которые не пытаются меня прирезать, мне не позволят кодекс Джарси и собственные убеждения. Малодушные глупцы называют это слабостью, я же... Гритт, как все сложно!

На лицо Олника вдруг снизошла зеленая тоска.

—Крессинда назвала меня заморышем, — плаксиво пожаловался он. — Она из Жриц Рассудка[19]и видеть меня не может без килта. Ох! — Он нашарил платок и трубно высморкался. — Ей не нравится, что я хожу в штанах. Я сказал, что я свободный бессемейный гном из вольного города, а она сказала — если я не надену килт, мы никуда не поедем.

—Прямо так и сказала?

—Прямо так! — Он уставился на меня мокрыми щенячьими глазами, пьяно покачиваясь и икая. — Подумай, я уже восемь лет не ношу килт, я из Зеренги сбежал, чтобы его не носить, чтобы дышать воздухом свободы, и тут — на тебе! Позору не оберешься!

—Не волнуйся, я постараюсь уладить этот вопрос.

—Ты уж постарайся пожалуйста, Фатик!.. Эркешш, я расстроился! Свободный гном — в килте! Этому не бывать! — Он повалился на свою кровать, не снимая штанов и ботинок, и тут же захрапел.

Натягивая куртку, я снова выглянул в окно. Вторая закавыка была в том, что... Как бы сказать помягче. Глядя на этих, безусловно, умелых бойцов, да и на эльфов, которые тоже были не дураки подраться, так и хотелось спросить, собрав всех семерых в кружок:

—Братцы, на кой черт вам сдался именно я?

Этот-то вопрос и не давал мне покоя. Нет, я не думал, что они намерены подставить старину Фатика так же, как в Хараште, использовать меня втемную, однако... Жаль, жаль, что я не умею читать мысли. Особенно — мысли эльфов. Узнать бы про исходные мотивы... Или уж на край: что такое этот аллин тир аммен?

Ладно, вышибем заумные мысли из головы стаканчиком горячительного.

Я напялил ботинки и, прихватив гхашшевы мечи, завернутые в ткань, выбрался в коридор. Оттуда по лесенке — на первый этаж, тихонько миновал покои эльфов. Двери плотно закрыты, изнутри — ни звука. Надеюсь, Виджи спит и набирается сил.

В гостиной мне попался отец Альбо, багровый после тренировки. Внушительное брюхо, обтянутое тонкой сорочкой, напоминало туго набитую грелку, а в пупок, что просвечивал сквозь ткань, могло поместиться содержимое пивной кружки гномов.

Истинный монах. Мне вообще обычно встречались два вида святых отцов — либо откормленные и жизнерадостные, либо худые и желчные. С последними у меня всегда было куда больше проблем. Взять хотя бы то, что бегали они куда резвее, и догнать их... Хотя жирных трудней пристукнуть, удостоверяю!.. Ладно, это дела давно минувших дней.

Альбо вскинул без меры волосатую руку, чтобы меня благословить, но вовремя опомнился. Вчера я пояснил ему доходчиво, как мог (нет-нет, кулаки я в ход не пускал), что, хоть я и темный варвар из медвежьего края, с религией у меня разговор непростой. Я не фанатик и не сумасшедший, и далеко не суеверный простак, которого можно обвести вокруг пальца церковными чудесами. Что, хоть я и поминаю Гритта Проклинателя и Великую Торбу, я — агностик, которому побоку религиозные распри, личные духовники и ежедневные молитвы любому из богов.