—Прав был Олник, канамическое задушение... — пробормотал я.

—Ась?

Я перехватил его взгляд.

—Говорю: экипировка готова моя?

—А как же, да!

Он сморгнул, затем начал перечислять, загибая кургузые пальцы:

—Платьишко ситцевое — раз! Подвязки шелковые — два! Туфельки сафьяновые, бисером шитые — три. Ну и свисток, чтобы чудищ отгонять. Румян не достал, извини.

Извилистым коридором мы прошли в тайную кладовку, где по стенам были развешаны оружие и доспехи, а в ларях набросана всякая одежда. Мельник извлекал дополнительный заработок из того, что покупал и продавал оружие и тряпье у проезжих, в том числе краденое. Я почему-то надеялся увидеть в кладовке свой топор... Пустые фантазии.

Кольчужный жилет, теплая шерстяная куртка, кожаная куртка с нашитыми стальными пластинами, пара сапог для верховой езды, плащ, перчатки плюс хитрая перевязь для моих клинков. Я пристроил мечи за спиной, пошевелил лопатками, чуть ослабил ремни. Потом взялся за рукояти, нажал на задвижки большими пальцами: мечи выскользнули из креплений, я чуть не своротил ими притолоку.

Мельник задумчиво смотрел на меня.

—И далеко собрались?

—О, в самую глубокую... А если честно — я не знаю. К черту на рога;

—Это у тебя в первый раз, чтобы не знал, куда идешь.

—Могу сказать только «да».

—Хе-хе. И что, нет предлогов, чтобы отвертеться? Я подумал.

—Штука в том, что теперь я и сам не знаю, чего хочу. Где правильный путь и туда ли я свернул. Кроме того, на мне теперь долг крови. Эльфийской крови, гм, да...

Он отошел в угол и долго чем-то гремел, подсвечивая себе лампой.

—Вот! Даю сверху походный чайник! Бесплатно, учти! — Он держал в руке чайник с загнутым носиком размером с ведро. — Тонкая гномья работа, бери-бери! Знаю, в походе без горячего никуда!

Его физиономия сияла от искренней щедрости, к которой примешивалась... гм, обреченность. Кажется, он был уверен, что мне предстоит поход в ад.

Самое смешное, что он оказался прав насчет ада — в буквальном смысле.

Взбодрил, нечего сказать!

Я мрачно побросал экипировку в большую кожаную сумку, привязал к лямке чайник, затем обернул мечи ветошью по самые рукояти и взял под мышку. Постоял, подумал, подышал.

Фатик, будь ты проклят! Новый поход...

Ладно, осилю. А не осилю, так сдохну. Тоже выход.

В любом случае я должен отплатить эльфийке за спасение своей жизни.

Я напялил шляпу, и мы вернулись в зал.

Там, между чисто выскобленных столов, тенью бродил мой напарник в алой рубахе навыпуск. Вид у него был заморенный, какой-то синевато-бледный, будто он выкопался из могилы. Больше никого в харчевне не было, разве что служка апатично драил шваброй полы.

—Вылез на свет, — буркнул Мельник, словно невзначай заслонив собой бочонок с пивом.

Завидев нас, Олник оживился и, заплетая ногами, подошел к стойке, шмыгнул распухшим носом и потрогал себя за правый бок.

—Что вот тут, справа? Екает, будто внутри распелась лягушка.

—Гномья печенка, — значимо сказал я. — Поздравляю, мой друг, ты наконец-то станешь думать, прежде чем заливать свою утробу пивом по самое горло.

—Ай, — отмахнулся он. — Это все эльфы... Нельзя мне с ними якшаться, сразу падает здоровье. Надо выпить! А потом я помолюсь нашим горным богам, и все уляжется.

И ведь ничем его не пробить.

—Эй! — воскликнул он, почесав в затылке. — Я же это... видал эльфа, Квакни-как-там-его, ослепительное высочество, разбудил он меня... Раскомандовался! Велел вам, господин Мельник, нести ужин, а тебе, Фатик, просил сказать... Минутку... — Олник наморщил лоб, потом громко чихнул. — «Собрание в гостиной через час». Только я туда не пойду. Заседайте без меня, хватит, сыт я эльфами по горло. Я им не нравлюсь! Они меня не любят! И Крессинда меня не может видеть без килта!.. Короче, куда пойдете, туда и я пойду, хоть в Дольмир к Облачному Храму, куда наладился твой брат, эркешш ему махандарр!

Вот как! Значит, Виджи настолько окрепла, что... Не буду загадывать. Через час так через час. Надеюсь, нам удастся выйти в дорогу уже поутру.

Мельник приказал служке отнести еду во флигель. Я решил закусить в трактире, где уже не было лишних глаз. Мне хотелось собраться с мыслями перед разговором с соратниками, не видя, гм, этих самых соратников. Гном остался с нами, вернее — напросился.

—Негоже бросать ребенка без присмотра, — сжалился Мельник. — И вообще он без матери растет, ну куда это годится? Учти на будущее, Фатик.

На ужин были бараньи отбивные, тушеные овощи и много чего еще, включая четыре бутылки красного, на которое расщедрился Мельник. После второй бутылки вопрос о сборе мыслей отпал сам собой. Зато мы неплохо посидели, болтая о всяком, но старательно избегая разговоров о положении в городе. Олник без конца подливал себе в кружку и вставлял в разговор неясные междометия. После пятой кружки он расплакался и затянул свои йодли, от которых, как я уже говорил ранее, всех эльфов, кроме чащобников, выворачивает наизнанку. Удивительно, но даже меня начало подташнивать. Когда же Мельник, хлебнув лишка, присоединил к голосу гнома свой пьяный бас (старая воровская песня о погубленной молодости), я срочно ретировался.

Снаружи была ночь, разбавленная лунным светом. С берега Флаэты тянуло свежестью. Тишина, домики деревянные... ик!.. Караульщики дремлют у запертых ворот... Лязгая чайником, я пробирался по дорожке, устеленной горбылями. Внезапно раздалось рычание пса. Потом из-под навесов зарычала вся стая: псины вскочили, сгорбились, зажав хвосты между лап.

Я невольно замедлил шаги. Гритт, собаки не любят пьяных, но я ведь, в сущности, трезв. А псы у Мельника ученые, им достаточно обнюхать постояльца, чтобы усвоить — это друг, пусть от него и несет спиртным.

Черт, если бросятся, буду отбиваться чайником: жаль убивать собачек, хоть я и волк по натуре... Миролюбивый такой, главное на меня не рычать.

И тут в мою спину уперся знакомый взгляд.

Я сделал стремительный поворот... качнулся, потерял равновесие и чуть не шлепнулся на все четыре волчьи лапы.

Мгновение я балансировал на краю дорожки, затем, одолев качку, поднял голову и увидел...

Постоялый двор лежал в пойме реки; в окрестностях не было деревьев или холмов, которые возвышались над «Полнолунием». Тварь же, видно, не могла летать без отдыха все время. А может, захотела подобраться ближе, чтобы убедиться, что я — это я, тот самый Фатик Мегарон Джарси. Как тогда, в городе, когда она — точнее, другая, похожая на нее образина, следовала за нами по крышам домов.

Она притаилась за коньком крыши дровяного сарая, тусклая, почти неразличимая в сумерках тень. Не знаю, понимала ли она, что ее настырный взгляд легко уловить, но вот то, что ее заметили, это она раскусила. Хлопнув крыльями, она взвилась в воздух, как ночной мотылек-переросток. Ее силуэт закрыл жемчужный круг луны — острые тени метнулись по земле, по куртке, по моему лицу.