– С вами говорит автоответчик, – откликнулась трубка таким знакомым голосом. – Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.

– Вейла… – мой язык, похоже, также был подключен к спинному мозгу напрямую. – Я понимаю, может, тебе сейчас не до гостей. Но ты приходи. Приходи, а? Вот прямо сегодня. К нам приходи, домой. Я тебя очень прошу…

Молчание, нарушаемое шорохами телефонной линии. Подождав несколько секунд, я положил трубку на аппарат. Неловко улыбнулся.

– Я сделал всё что мог.

– Придёт? – Ленка смотрела на меня тревожно.

– Я сделал всё что мог!

– Тогда прошу к столу, – отозвался отец, раскупоривая бутылку с «Розовым мускатом». – Дамы, сегодня мы будем ухаживать за вами от и до!

Ухаживать за дамами, сидя перед ломящимся от снеди столом, легко и приятно. Как говорит один мой приятель, «не рельсы таскать». Дамы смеялись, охотно принимая комплименты, а также салаты и куриные ножки, беседа текла легко и непринуждённо… И только настороженно-внимательные взгляды, прорывающиеся из-под ресниц в мою сторону, портили картину безоблачной семейной идиллии.

«…Хотелось бы услышать твою версию дальнейшего развития событий. Особенно насчёт детей – семьи ведь, собственно, и создают ради этого. Итак?»

«А что, ваша здешняя медицина так же бессильна, как и у дикарей Иннуру?»

Вот интересно, для чего у гомо сапиенса такие гипертрофированные полушария головного мозга, если в самые решающие жизненные моменты работают не они?

Звонок в дверь. Все разом замолчали. Помедлив секунду, я двинулся в прихожую. Не глядя в глазок, нашарил защёлку замка…

– Здравствуй, Антон, – она стояла на площадке в своей белой куртке, белой шапочке и шарфе, унизанном тающими на глазах снежинками. – Вот, надо же… снег вдруг пошёл…

– Ты пришла… Ты всё-таки пришла…

– Ну ты же просил?

Вместо ответа я втянул её в квартиру и сочно залепил рот поцелуем. Её губы сегодня были вовсе не жгучими – просто тёплые, очень тёплые, и чуть влажные… нежные, как у ребёнка… совсем человеческие сегодня у неё были губы…

– Раздевайся! – я решительно принялся расстёгивать пуговицы. Закинул шарф и шапочку на полку, нацепил её курточку на крюк вешалки. – Какая же ты молодец, что пришла!

– Кстати, никак не могу уяснить, отчего это женщинам в случае совершения ими какого-нибудь выдающегося поступка тоже говорят «молодец», – засмеялась Вейла. – Надо же правильно говорить «молодица», разве нет? Или правильней будет «молодка»?

– Какая же ты у меня молодица! И молодка!

– Антоша… такой вопрос… – она понизила голос, и голос тот зазвучал неуверенно. – Что будет, если я сниму эти ужасные джинсы? Это сильно шокирует твоих родных?

Я хмыкнул, критически оглядел девушку. Длинный джемпер, плотно облегавший фигуру и достававший почти до середины бёдер, вообще-то вполне мог играть роль платья…

– Ты не думай, у меня там внизу колготки. Но если нельзя, я потерплю.

Я улыбнулся. Вообще-то я уже был в курсе отношения обитателей прекрасной Иноме к земным гардеробам. Как бы чувствовала себя наша русская девушка, одетая в робу сталевара или того хуже – водолазный скафандр? Ну то-то. И какой уж там приятный вечер, это ж мучение, а не вечер будет…

– Снимай свои ужасные джинсы! Семь бед – один ответ. Только больше ничего снимать не надо, ага?

– За кого ты меня принимаешь? – её лицо отразило крайнюю степень возмущения, однако в глазах плясали бесенята. – Я воспитанная девушка!

Распахнув дверь в залу, где в очевидном томлении пребывали мои родные, я торжественно ввёл Вейлу.

– А вы не верили!

– Здравствуйте, Алёна Павловна, здравствуйте, Эдуард Николаевич! – иномейка, порозовев, оглядывала компанию, блестя глазами из-под длиннющих густых ресниц, и была сейчас чудо как хороша. – Лена, здравствуй!

– Ба, какая гостья! – это, разумеется, папа. – Рады видеть, Марина! Хотя, если откровенно, мы тут уже почти отчаялись…

– Отчаиваться вообще вредно, Эдуард Николаевич, – «Марина» вовсю сияла жемчужными зубками. – Надежда должна умирать последней! Вот видите – один телефонный звонок, и я здесь.

– Так просто… – я изобразил на лице потрясение. – Знать бы раньше…

– Ну не кори себя, – «Марина» сочувственно поправила мне волосы на виске. – Откуда молодому-перспективному инженеру, занятому постройкой космической техники, знать, что девушке можно просто позвонить? А не орать, задрав голову у подъезда: «Эй-эй, золотая рыбкааа!!!»

– Ой, что творится! – Мама смеялась, прижав ладошку ко рту.

Вечер определённо наладился. Вейла как-то быстро и ненавязчиво повела компанию, умело направляя разговор в нужное русло. В голове у меня сладко шумело.

– Минуточку внимания! – Я поднялся.

– Никак созрел тост? – Это Ленка.

– Тост – это чуть позже. Сегодня же Международный женский день?

– Это правда, – в глазах иномейки искрились смешинки.

– Ну вот… – покопавшись в кармане, я извлёк ещё одну крохотную коробочку из «Ювелирторга». – Это тебе.

Пауза.

– Спасибо, Антоша, – «Марина» разглядывала золотую цепочку, на конце которой болтался крохотный кулончик. Почти такой же, как мамин, только крест был не в круге, а приварен снизу. Знак Венеры…

– И это ещё не всё, – я чуть улыбнулся. Достав ещё коробочку, извлёк золотое колечко, осторожно взял её ладошку, надел кольцо на палец. – Вот в присутствии трёх независимых свидетелей предлагаю тебе мою руку и сердце. Возьмёшь?

Вот теперь смех полностью улетучился из её глаз. И стали те глаза невероятно глубокими, чуть тревожными и печальными.

– Эдуард Николаевич, так уж получилось, но я в курсе вашего разговора с сыном. Не обижайте Антона, пожалуйста. Видите, ни в чём он не виноват.

Вейла глубоко вздохнула.

– В общем, так, – она надела кулон на шею, спрятала в вырезе на груди. – За это спасибо, Антоша. А вот это… – иномейка стянула кольцо и вложила мне в ладонь, сжав пальцы, – это ты мне подаришь в июле. Если всё получится…

– А если не получится? – Отец остро наблюдал за сценкой.

– А если не получится, то в июле я буду далеко отсюда. Очень далеко. Вне пределов СССР. И Антона туда не пустят, Эдуард Николаевич, это точно.

Пауза.

– Это только некий Штирлиц встречался с женой взглядом раз в двадцать лет и тем был счастлив. С любимыми нужно жить. День за днём, час за часом. Вместе.

Пауза.

– Я прошу понять меня правильно. Я Антона очень люблю, и скрывать это мне незачем. Однако если… не получится, то ломать вашему сыну жизнь я считаю бесчестным.