«Зеленая карта» Таврина в офлаге ХIII D

Конечно, вероятность того, что Василиса Якимовна (или, по-церковному, Васса Иоакимовна) Шило из хутора Бобрик являлась той самой Шило В. Я. из телефонных справочников, довольно высока, но все же отнюдь не стопроцентна, не говоря уже о том, что без расшифровки инициалов непонятно даже, был ли данный телефонный абонент мужчиной или женщиной. Действительно ли мать будущего террориста проживала в Киеве — неизвестно. Более того, неизвестно вообще, являлся ли Петр Иванович Таврин в действительности Петром Ивановичем Шило, и, как следствие, была ли Василиса Якимовна его настоящей матерью. Однако ряд примечательных совпадений не может быть проигнорирован. Если полагать фигуранта обычным перебежчиком и предателем, то невозможно объяснить причину, по которой он сообщил немцам искаженную фамилию своей матери и не соответствующий действительности адрес ее проживания в оккупированном Киеве. Зато это логично вписывается в рамки легенды прикрытия советского агента, которым он предположительно являлся по состоянию на май 1942 года. Такой шаг однозначно укреплял доверие к перебежчику, якобы предоставившему немцам установочные данные на свою мать. Заброшенный агент мог не только сообщить немцам о месте ее проживания на оккупированной территории, но и позволить им убедиться в реальности этой личности, которую еще наверняка помнили обитатели хутора Бобрик. Для проверки данной информации через местную полицию СД требовалось не более нескольких дней. Столь же быстро и неизбежно могла быть произведена и проверка по Киеву. Наверняка легендированная мать П. И. Шило сначала жила на улице Чудновского, а затем переехала на Владимирскую, сомневаться в этом не приходится. А вот о том, что после размещения в указанном здании по улице Владимирской штаба обороны Киева она была отселена военными властями и отбыла в неизвестном направлении, сын теоретически вполне мог и не знать. Так создавалась иллюзия полной откровенности Таврина, его доброй воли, и одновременно аргументированно исключалось попадание его в зависимость от немецкой стороны путем возможного взятия матери в заложники. При этом нет сомнения, что В. Я. Шило к маю 1942 года была уже либо мертва, либо не находилась на оккупированной территории, в противном случае легенда источника, направлявшегося на длительное оседание, была бы провальной. Безусловно, справедливость требует отметить, что эта ситуация могла произойти и без всякого вмешательства спецслужб, т. е. будущий террорист действительно мог не знать о переезде матери с постоянного места жительства. Но необходимо подчеркнуть, что варианту с легендой тут ничего не противоречит.

Как явствует уже не из лагерной карты, а из показаний Таврина на следствии, в период пребывания в офлаге ХIII D, а именно в августе 1942 года, он вступил в Русскую трудовую народную партию (РТНП). Для начала вспомним, что в августе перебежчик еще не прибыл в лагерь, потому вступить в нее никак не мог уже по этой причине. Но имеется и вторая причина не верить данным показаниям. К этому времени РТНП существовала немногим менее года, она была основана в Хаммельбурге под эгидой абвера. Ее декларированными целями значились свержение коммунистического строя в СССР при помощи германской армии, восстановление частной собственности и переход к республиканско-демократической форме правления. Однако партию нельзя было считать политической организацией, пусть даже марионеточной, фактически она представляла собой антисоветскую структуру, призванную содействовать немецким спецслужбам. РТНП издавала агитационную газету «Путь Родины», занималась вербовкой пленных советских офицеров в ряды коллаборационистских частей, проверкой их лояльности рейху и выдачей нелояльных гестапо, предпринимались также попытки формирования из пленных советских офицеров диверсионно-разведывательных групп, и еще до создания РОА разрабатывались проекты организации русских коллаборационистских частей. Два последних направления потерпели полный провал. Однако это общая информация, а настораживающая частность состоит в том, что в августе 1942 года вступить в РТНП было невозможно в принципе. Из-за произошедшей в офлаге ХIII D двумя месяцами ранее сильнейшей вспышки тифа с многочисленными смертными исходами партия была распущена и восстановлена лишь в конце года, так что именно в августе вступление в нее было невозможным. Впрочем, возможно, Таврин просто спутал месяц. Принципиально это ничего не меняет.

Следующая «зеленая» лагерная карта составлена в шталаге ХVII В в Гнайксендорфе, Австрия, где военнопленный № 8105 пребывал с 16 декабря 1942 по 4 января 1943 года. Шталаг (Kriegsgefangenmannschafts-Stammlager) предназначался для содержания военнопленных рядового и сержантского состава, хотя периодически при переполнении офлагов туда на время направлялись и офицеры. Она отличается от первой, помимо прочего, тем, что Таврин фигурирует в ней уже как лейтенант, а не старший лейтенант. Попутно следует пояснить, почему в русской части карты фамилия Шило транслитерируется переводчиком как Жило. Это является следствием фонетической нормы немецкого языка, в котором сочетание букв SH передает звук «Ж», а звук «Ш» должен изображаться сочетанием SCH. По указанной причине написание «Жило» не должно вводить в заблуждение.

Наибольший интерес в карте представляет краткая запись, указывающая, что в лагерь Таврин попал не непосредственно из офлага ХIII D, а из АСТ (абверштелле) — ХVII, отдела разведки расположенного в Вене ХVII военного округа. Факт любопытный. Абвер всегда работал с массой военнопленных непосредственно в войсках, а в особых случаях — и в лагерях, где для этой цели имелись специальные помещения, предназначенные для бесед-допросов ценных специалистов. Если Таврина повезли в такую высокую инстанцию, как венский отдел военной разведки и контрразведки, то он, несомненно, представлял для абвера определенный интерес. Во всяком случае, внутрилагерных осведомителей так далеко не возили. Да и банальные вербовки военнопленных проводились на месте, прямо в лагере.

В венском абверштелле Таврин пробыл немало, свыше месяца, что свидетельствует о проявленном к перебежчику недюжинном интересе. Похоже, военная разведка искала возможности его использования в каких-либо серьезных делах, но не сочла это целесообразным. Наиболее вероятным является употребление его абвером вне агентурных отношений, а именно в качестве обычного, не оперативного источника информации о какой-либо сфере жизни в СССР, отрасли народного хозяйства или географическом регионе. Думается, немцев заинтересовала информация о том, что он является инженером-геологом, специалистом по цветным металлам. Ничего более конкретного на сей счет пока установить не удалось, хотя в судебно-следственном деле имеются обширные показания самого Таврина, детальнее всего изложенные в книге В. Макарова и А. Тюрина «Лучшие спецоперации СМЕРШа: война в эфире». Увы, верить этим признаниям (от которых, кстати, на более позднем этапе следствия отказался и сам Таврин) не следует.