Вернемся, однако, к показаниям Таврина на следствии в Москве. Он утверждал, что легковерный Никонов дал ему явку в Берлине к якобы работавшей в аппарате тайной государственной полиции Евгении Петровне Тумановой и что после отъезда из Белграда по материалам Таврина были арестованы Никонов и бывшие полковники Российской императорской армии Загуменков и Трифонов. В этом месте следует сделать отступление и разобраться, откуда вообще в Сербии, а затем Югославии появились русские военнослужащие-эмигранты и что с ними происходило в описываемый период.

История русского воинского контингента в этой стране начинается с размещения там армии Врангеля, офицеры и солдаты которой нашли в Сербии гостеприимный прием и платили за него абсолютной лояльностью к белградскому правительству. Они даже организованно намеревались принять участие в обороне Югославии от вторжения вермахта, но не успели сделать это. Ввиду сильных антикоммунистических настроений русские эмигранты встретили полное расположение Берлина, по разрешению которого в оккупированной стране с 12 сентября 1941 года начал создаваться так называемый Отдельный русский корпус, несколько раз переименовывавшийся. Со 2 октября того же года он начал именоваться Русским охранным корпусом, но вскоре, уже 18 ноября, его переименовали в Русскую охранную группу. Под этим названием часть существовала до 18 ноября 1942 года, после чего ей было возвращено прежнее наименование, а сама она оказалась включенной в состав вермахта. 30 октября 1944 года Русский охранный корпус переименовали в Русский корпус в Сербии, который 31 декабря того же года стал просто Русским корпусом. Весь этот длительный период времени корпус являлся весьма надежной для немцев частью, его военнослужащие не были замешаны ни в заговорах, ни в иных антинемецких действиях. Арест гестапо 14 ноября 1941 года его первого командира, генерал-майора М. Ф. Скородумова, был кратковременным и связанным исключительно с его «неканонической» точкой зрения на статус части. Скородумов после освобождения демонстративно занялся сапожным делом, а в 1944 году вступил в корпус рядовым. Более никаких арестов офицеров корпуса немцы не производили. Другой русской частью в Югославии являлся организованный 17 февраля 1942 года добровольческий Русский вспомогательный батальон при частях СС, позднее развернутый в полк «Варяг». Никто из его 600 военнослужащих под командованием капитана (впоследствии гауптштурмфюрера СС и полковника) М. А. Семенова преследованию со стороны немцев не подвергался. Естественно, среди военной эмиграции в Югославии могли быть и офицеры, не служившие в указанных частях, однако правдивость информации об аресте Никонова, Загуменкова и Трифонова вызывает большие сомнения. Никаких свидетельств раскрытия и ликвидации немцами подпольной организации из русских эмигрантов, тем более связанных с британской разведкой, автору обнаружить не удалось.

Тем временем Таврин, по его словам, вернулся из Белграда в Вену, где сумел разоблачить еще одну подпольную эмигрантскую организацию, в которую, в частности, входили преподаватель Венского университета Н. А. Поляков, корреспондент газет «Новое слово» и «Молодая Россия» Я. Мильский и бывший генерал-майор Бурков. Относительно достоверности данной информации стоит отметить, что в числе генералов Российской императорской армии в период с 1913 по 1917 год человека по фамилии Бурков автору обнаружить не удалось[109]. По утверждению Таврина, для зашифровки операции он был арестован и помещен в тюрьму вместе с перечисленными заговорщиками, где сумел вновь войти к ним в доверие и выявить ряд связей арестованных на воле. Он даже утверждал, что немного позднее получил разрешение лично допрашивать подследственных и вскрыл их ранее неизвестные связи в Италии, Чехии и Германии. Якобы это помогло установить и руководящий центр заговора, и разветвленную инфраструктуру подпольной организации. Честно говоря, автору трудно представить себе Таврина в роли наставника гестаповских следователей, обучающего их правильным методам работы.

Несостоявшийся террорист признал, что выехал в Берлин к Тумановой и познакомился там с активно участвовавшими в подпольной деятельности бывшими генералами российской армии Симоновым, Горбачом и Саньковым. Автор не обнаружил и этих фамилий в списке генералов императорской армии. Правда, в другом месте протокола Таврин сообщает, что Горбач был сыном промышленника, а Саньков — юристом. По добытой от Симонова информации немцы сумели перехватить несколько отправок оружия партизанам Тито, якобы направлявшимся по итальянским каналам. Следует отметить, что в Великобритании подобным снабжением ведала единственная из спецслужб — Исполнительный орган специальных операций (СОЕ) министерства экономической войны. Открытые в настоящее время и прекрасно систематизированные архивы этой организации не содержат никакой похожей информации.

В протоколе допроса Таврина имеется еще ряд совершенно фантастических утверждений, приписываемых берлинским эмигрантам. Они якобы утверждали, что в их фактическом распоряжении имеются 60 дивизий вермахта, расквартированных в тыловых районах, что их стремление уничтожить нацистский режим поддерживают едва ли не все ведущие промышленники и финансисты Германии, что в целях саботажа фирма «Опель» укрыла от учета 16 тысяч произведенных ею автомобилей (1/5 общего производства автомобилей всех типов и марок в Германии в 1943 году), что фирма «БМВ» спрятала от учета 41 тысячу выпущенных двигателей, что аналогичные процессы происходили и в корпорациях Круппа и Сименса. Все это ни в малейшей степени не соответствует действительности. Однако еще фантастичнее звучит утверждение о том, что эмигрантские подпольные группы поддерживали связь с англичанами через бежавшего тремя годами ранее в Великобританию Рудольфа Гесса.

Далее в протоколах появляется фигура 60-летнего генерала Российской императорской армии Соболевского. Простейший расчет показывает, что в 1917 году ему должно было быть 34 года, а дореволюционные правила прохождения воинской службы напрочь исключали возможность дослужиться до генеральских погон в столь молодом возрасте. Добавим, что единственным установленным автором генералом-эмигрантом с такой фамилией был генерал-майор Михаил Яковлевич Соболевский, умерший в Данциге в 1930 году. Согласно показаниям Таврина, мифический генерал рассказал ему об итальянских подпольных группах, о месте содержания под стражей Муссолини (при этом источником информации упорно называлась ставка Бадольо, не имевшего тогда никакой ставки), о своей работе на британскую разведку, а также позволил заснять себя на пленку за ключом во время сеанса радиосвязи.

Все это нагромождение фантазий и несуразиц попало в протоколы допросов Шило-Таврина в июле 1946 года. Трудно понять, почему подследственный внезапно решил раскрыть отнюдь не обеляющие его в глазах советской юстиции факты, тем более, что они, как было показано, весьма далеки от реальности. По ряду лексических, семантических и иных признаков текста со значительной степенью вероятности можно предположить, что автором всего этого являлся отнюдь не сам Таврин, а органы следствия. Причина такого явления неизвестна, однако ключом к разгадке может служить справка Оперсектора НКВД Советской военной администрации Берлина от 22 мая 1945 года, в которой говорилось: