Себастьян чувствовал себя потерянным, по-настоящему потерянным. Но визит святого отца отогнал наваждение, и ювелир смог снова увидеть свой путь. Мгла сомнений понемногу рассеивалась, открывая внутреннему взору узкую, ненадежную дорогу – скорее тропу. Между высоким огнем и большой водой, по взвеси тумана – куда вела она? Себастьян не знал ответа.

Ступая на призрачные мостки реальности, Серафим и сам не понимал, что ждет его впереди.

Глава 16,

в которой случается рискованный выход в свет

Конечно, София не смогла просто так сидеть и безропотно ожидать, когда решится ее участь. Это было бы совсем не в активном и деятельном характере Искаженной. Угнетало уже само то, что судьба ее зависит от одного чужого слова.

Всю первую половину дня ее колотила крупная дрожь. София не находила себе места в тесной комнатушке, неприятно напоминавшей птичью клетку. Воистину невыносимо. Если придется задержаться здесь надолго, она точно свихнется!

В полном отчаянии София металась из угла в угол и даже хотела взяться за единственную книгу в помещении, но тяжеловесная мудрость прошедших веков никак не ложилась на ум. Текст писали на древнем, давно уже вышедшем из употребления языке церковников, в изящной старинной манере: одна строка – слева направо, другая – справа налево. София во время обучения немного знакомилась и с самим мертвым языком, и с таким способом письма, но читать все равно было непривычно и трудно. Она бессмысленно скользила взглядом по путанице строчек, практически не вникая в суть, с одной-единственной целью – отвлечься от тягостного ожидания, на которое бессовестно обрек ее Себастьян.

Отвлекаться решительно не получалось.

Именно неизвестность раздражала и пугала больше всего. Лучше б была какая-то ясность, какой-то ответ, пусть даже и неприятный. Его по крайней мере можно обсудить. Или даже найти компромисс.

Должно быть, Себастьян уже возненавидел ее из-за случившегося… и почти наверняка прогонит прочь. Что же делать, как убедить его не горячиться, не делать скоропалительных выводов?

Черт! И как только люди умудряются находить утешение в этих сухих истинах? София со стуком захлопнула и отодвинула подальше бесполезную книгу. От волнения она не помнила ни строчки из прочитанного, а тонкие пальцы дрожали, как у последнего пьяницы.

Вдруг услышав звук шагов, почти оглушительный в звенящей тишине, София слегка оживилась и украдкой выглянула из-за двери. Так и есть! Святой отец пришел поговорить с Себастьяном, скорее всего, исповедовать. Наверное, он сможет успокоить и оказать поддержку. Священник выглядит дружелюбным и, похоже, всерьез обеспокоен душевным состоянием гостя. Возможно, этих двоих связывает не только вера, но и давняя дружба.

Спустя непродолжительное время святой отец прошествовал обратно по коридору и спустился по лестнице. Выждав для верности пару минут, София выскользнула из комнаты. С понурым видом, помявшись немного в нерешительности, робко постучала, практически поскреблась в незапертую дверь.

Когда Себастьян наконец открыл, оба молча застыли на пороге, с недоверчивой осторожностью глядя друг на друга. София тяжело задумалась. Как же сложно понять этого человека! Упрямый, несговорчивый, сдержанный в проявлении чувств, он тем не менее спас жизнь незнакомке и не уклонился от дальнейшей ответственности и заботы. Хотя мог бы. А значит, сердце у него пусть и суровое, но доброе.

И все-таки полностью разгадать Себастьяна София не могла. Однажды он оставил близкого человека умирать, а значит, способен и на трусость, и на подлость. Должно быть, обладатель крови сильфов способен меняться так же легко, как и его глаза, неверный цвет которых казался то голубым – при свете луны, то благородно-серым – при искусственном освещении. И очень редко они были по-настоящему зелеными – например, сейчас.

Безмолвный поединок взглядами, особенно когда Себастьян стоял так близко, сложно было выиграть. Душа трепетала, как лист на ветру, но София только упрямо вздернула подбородок, пообещав себе во что бы то ни стало не отводить взор. Искаженные обладали особой чуткостью и, даже просто глядя в глаза, могли понять многое о собеседнике.

Несмотря на интенсивный, сочный цвет, глаза сильфа не рождали ассоциаций ни с легкомысленным буйством весенней зелени, ни с сонным, благостным покоем цветущего летнего луга.

Это были совершенно осенние глаза.

Пронзительно-холодная, тягучая вода лесного озера с острыми вкраплениями льдинок и опрокинутым замерзшим небом.

Не успевшая увянуть листва цвета зеленой охры, замороженная, схваченная нежданной ночной стужей.

Хрупкие ветвящиеся стебли вереска, отчаянно застывающие на пороге большой зимы.

Ноябрьская земля, из которой неостановимо уходит жизнь, – сизая, подернутая дымкой первого ледка.

Образы эти оказались так ярки, так сильны, что София вздрогнула, задыхаясь от болезненной, неправильной красоты всеобщего увядания и смерти.

Это было невыносимо… нет, почти невыносимо. Как если бы клинок, лишая жизни, одновременно дарил наслаждение. Как если бы жертва, влюбившись в глаза своего палача, замерла в предвкушении их единственной невероятной встречи.

Но, обычно неумолимый, палач почему-то медлил привести приговор в исполнение. Опасно отточенный меч бездействовал в его руках.

– Только не молчи, Серафим, – не выдержала наконец София. – Скажи хоть что-нибудь. И примем решение.

– Ты до сих пор не собралась? – немного грустно улыбнулся ювелир, критически оглядывая ее, растрепанную и бледную. – На подготовку осталось не так много времени.

* * *

Пробраться в «Шелковую змею» не представлялось трудным. Скорее, практически неосуществимым: по слухам, знаменитый клуб удовольствий охраняли даже тщательнее, чем дворец правителя. Здесь развлекались хозяева жизни, и, помимо прочих услуг, они хотели заслуженного комфорта, безопасности и полной приватности.

Потому-то, хорошенько поразмыслив, Себастьян отбросил идею проникнуть внутрь тайком. Туда, где лазейки и черные ходы отсутствуют или бдительно охраняются, проще всего открыто и нагло войти через парадные двери.

Конечно, пришлось немного поколдовать над внешностью: рыжие волосы могли послужить надежным пропуском разве что на инквизиторский костер. Однако, хвала Изначальному, в высшем свете по-прежнему частенько использовались парики, призванные даровать заветный цвет волос тем несчастливым аристократам, чей природный тон хоть немного отличался от идеала. Себастьян выбрал себе густо-черный, с отливом в синеву, которым мог бы похвастать только аристократ с безупречной чистотой крови. Одежду подобрали соответствующую, в элитных ателье готового платья, благо выданного аванса пока с лихвой хватало на расходы.

Когда надлежащий костюм наконец составили и подогнали по фигуре, Себастьяна уже немного тошнило от широчайшего ассортимента тканей всевозможной цветовой гаммы и фактуры, от всех этих объемных декоративных рюшей, богемных кружев, тончайшего гипюра и ажурной вышивки ручной работы. Даже для знаменитого ювелира одеваться подобным образом в повседневной жизни было, мягко говоря, дороговато. Если так пойдет и дальше, как бы не пришлось работать в убыток. Тем более пока неясно,