– Вы откуда знаете о золоте прабабушки?

– Мальчик мой, кто же не знает про золото тётушки Шарафат?! Я ещё мальчиком был, когда моя семья у вас квартиру купила, уже тогда говорили, что под тутом сокровища есть. Я тогда сам искал-копал, только так глубоко, как ты вчера, у меня копать не получилось.

– А… Гюльсум с семьёй не вернулась? – спросил Алтай слабым голосом.

– Нет, какой там вернулась. У мужа её мать скончалась, да проявит Аллах милость. А ты откуда знал, что они уехали?

– Никакая мать не скончалась. Я сам позвонил и сказал, чтобы их из дома выманить, – Алтай подумал, что в сложившихся обстоятельствах чистосердечное признание поможет ему хотя бы склонить Озана на свою сторону. – У меня ужасные проблемы. Меня на деньги большие кинули. Столько взять неоткуда, вот я и вспомнил про золото.

– Ой-ой, бедняга. Ну, я Гюльсум ничего не расскажу. Вредная она баба…

– Спасибо, – кисло ответил Алтай. – Только она всё равно увидит, что всё раскопано под деревом.

– А мы скажем, что это кошки в туалет ходили! – Озан радостно потрепал Алтая по плечу.

– До неё и так слухи дойдут. Вы же теперь ходите и рассказываете всем, да? – спросил Алтай, постепенно приходя в себя. В конце концов, это Кубинка, какой приватности он ожидал?

– Что ты, что ты! Да, рассказал одному-двум соседям, пусть тебе помогут, у себя поищут…

Озан ещё долго распинался о пользе коллективных поисков, пока Алтай не озверел и не попрощался с ним, прервав на полуслове.

Банк выдал Алтаю по знакомству кредит на двести пятьдесят тысяч манатов, больше пожертвовать не смогли. В полуобморочном состоянии Алтай расплатился с теми, кто был наиболее важен для передачи, и помчался на встречу с клиентом, изъявившим желание поглядеть машину.

Аккуратно объехав все ямы Кубинки, он с облегчением выбрался на свободную в это время дня широкую дорогу и, ласково гладя руль автомобиля, с которым ему, скорее всего, предстояло скоро распрощаться, слегка прибавил газу. Ветер шумел в открытом окне, бил по ушам, пытался добраться до барабанных перепонок и разорвать их. Алтай потянулся, чтобы включить музыку.

Женщина с коляской возникла неожиданно; ей неоткуда было взяться, до перехода оставалось метров пятьдесят, а тротуары от дороги с обеих сторон оберегали кованые ограждения с аляповатыми золотыми деталями. Словно из канализационного люка вылезла – на одной руке повис неопрятный дошкольник, второй она толкала перед собой коляску с младенцем, прикрываясь ею от проезжающих на полной скорости автобусов и внедорожников. Всё это Алтай успел заметить в последний момент, прежде чем резко вильнул в сторону и – чисто инстинктивно – вдавил в пол тормоз. Его машина и роскошная ограда стукнулись друг о друга, как скулы двух подружек, не рассчитавших силы приветственного поцелуя. Ремень безопасности ужалил Алтая в плечо. Вокруг него тормозили другие водители, с любопытством и сочувствием заглядывая в окно, смертница с детьми истошно вопила, ругая Алтая, который в этот момент жалел лишь об одном: что воспитание не позволяет ему бить женщин. Ногами. По голове.

Прошло не меньше часа, пока Алтай разбирался с полицией, эвакуатором и – он решил, что за свои страдания всё же заслуживает подарка – не стесняясь в выражениях, высказал виновнице происшествия всё, что думает о пешеходах, перебегающих дорогу в неположенном месте, и чего он таким пешеходам искренне желает, а после этого вернулся домой и вызвал Меджида, чтобы тот отвёз его на съёмки.

– На тебе как будто джаду какое-то, – сказал друг, выслушав историю несостоявшейся продажи.

– Да кому я нужен, – отмахнулся Алтай, а сам задумался: немало обозлённых конкурентов имели на него зуб, да и несколько женщин, строивших воздушные замки на зыбком грунте весёлого совместного времяпрепровождения, жестоко разочаровались. Вот только в магию он не очень-то верил. Вспомнилась ему колдунья, которую рекомендовал Юсиф – в другой ситуации Алтай, может быть, и сходил бы к ней, хотя бы ради того, чтобы было над чем посмеяться потом с друзьями, но теперь у него не было лишних денег на оплату эзотерических услуг.

– А эта с тобой не едет? – спросил Меджид.

– Она сказала, что ей «неинтересно шариться по могилам» и вообще надоело ездить. Думала, у нас будут увеселительные поездки с пикниками наедине.

– Ну хоть ты спокойнее будешь, – Меджид осуждающе покачал головой, давая понять, что до глубины души поражён неспособностью своего друга разорвать отношения с нелюбимой женщиной.

– Побыстрее бы всё это закончилось, – Алтай обратил молитвенный взор к небу, отделённому от него запятнанным дождями и птицами стеклом.

– Если ты про вашу любовь, то она никогда не закончится. – Меджид лихо обогнал с трудом тащившийся по скоростной трассе антикварный объект. – А если про передачу, то всё идёт неплохо.

– Ну да, ты же не должен хозяину X-TV почти два ляма. – Алтай отвернулся к окну, и внимание его растворилось в надоевшем ландшафте северного Гобустана, располовиненного дорогой на Шемаху.

В Шемахе на старинном кладбище стояли семь усыпальниц ширванских ханов. Разрушительное течение времени коснулось их с разной силой – четыре сохранились почти в том же виде, какой в начале девятнадцатого века придали им строители, остальные три лишь обозначались несколькими рядами камней по периметру. Алтаю было очень интересно побывать здесь, ведь он любил историю. Заброшенное состояние памятника огорчило его, и он решил проложить маршрут игроков именно отсюда, чтобы как можно больше зрителей могли познакомиться с малоизвестным наследием своей страны. Теперь Алтай не был уверен, что кому-то из потребителей отечественного телепродукта это понравится. Ему бы провести команды через торговые центры и ночные клубы. Впрочем, рейтинги передачи всё ещё оставались рекордно высоки: ловко смонтированные скандалы и недоразумения не могли оставить народ равнодушным. Меджид отлично знал своё дело.

Как говорится, на приворот надейся, а сама не плошай. Нюсики взяла отгул на один день, чтобы Алтай мог настрадаться в одиночестве, а то они слишком много времени проводят вместе. Кроме того, ей давно хотелось перекрасить волосы в ярко-рыжий цвет под стать своей страстной и хитроумной натуре. Нюсики долго искала по всему городу салоны, сулившие бесплатное окрашивание девушкам, согласившимся побыть моделями, и, наконец, нашла один. Заполучив желанный луковичный look, Нюсики подставила обновлённые волосы под камеру красившего её мастера, и, пока её волосы получали свою минуту славы, в голову, на которой они росли, пришла очередная удачная идея. Нюсики вспомнила, как весело и приятно было в восемнадцать лет подрабатывать промо-моделью, а позже служить фотомоделью для своего друга. Красоваться перед камерой ей всегда нравилось, её лицо отличалось изумительной фотогеничностью, особенно при правильно поставленном освещении, очень плотном макияже и, конечно, при условии, что фотограф не страдал аномалией расположения верхних конечностей. И, хотя за работу моделью ей никогда не платили – разве что за халтуру в промоушене, – перед Нюсики словно наяву продефилировали нынешние Insta-дивы с их смоки-айз и безупречными, одинаковой формы носами и губами, отборные цыпочки, среди которых она почувствовала бы себя наконец как равная среди равных! Надо только собрать портфолио (какое красивое слово – портфо-о-олио, оно уже звучит, как Санторини, просекко и Гуччи – как всё, что Нюсики было пока недоступно, но вскоре будет благодаря portfo-o-olio). Компьютер её хранил в себе несметное количество фотографий, достаточное для десятка портфолио. Нюсики провела пару счастливых часов, отбирая самые удачные. Собрав воедино все снимки, она отыскала в интернете несколько модельных агентств, показавшихся ей достаточно солидными, а также с десяток салонов красоты, которым не помешало бы сменить лицо, и разослала своё портфолио по всем доступным адресам. Чтобы не было скучно ждать ответа, Нюсики надумала привести в порядок фигуру: теперь у неё был хороший стимул. Она подписалась в Instagram на все страницы, посвящённые правильному питанию, здоровому образу жизни и фитнесу. Выбрала несколько понравившихся рецептов. Полезла в дырявый кошелёк – пересчитать деньги. Ей потребуется авокадо. Много авокадо.