«Именно за этим ты здесь, Риз. Это начало. Смотри. Смотри, запоминай, учись. Узнай о сердце все, и тогда ты сможешь выполнить то, что задумал».

* * *

Незадолго до окончания первого курса доктор Трейнер вызвал меня к себе в кабинет и, усадив за стол напротив себя, ткнул в мою сторону чубуком незажженной трубки.

– Вот что я тебе скажу, Риз… – начал он. – Даже дураку ясно, что ты сильно отличаешься от большинства наших студентов. – Он показал куда-то в пространство за моей спиной. Я обернулся, но позади была стена. – Я считаюсь твоим советником-куратором, – продолжал Трейнер. – Рано или поздно тебе все равно придется выбирать, в каком направлении ты собираешься двигаться, но я решил дать тебе возможность сделать выбор как можно раньше. Грубо говоря, вариантов у тебя всего три…

Я знал, что выбирать придется. И Трейнер знал, что я это знаю, как знал и то, что я знаю, что он знает, но ни один из нас не стал заострять на этом внимания. Мы оба понимали, что наш сегодняшний разговор – не просто беседа преподавателя со студентом, а нечто большее.

Трейнер тем временем включил свою лазерную указку и показал на висевшую на стене схему.

– Ты мог бы стать электрофизиологом. Эти парни – электрики сердца. – Он хмыкнул несколько саркастически. – Они вставляют людям кардиостимуляторы, а сами ходят в клуб по субботам, режутся в джин-рамми, отправляют детей в престижные школы, ездят на иностранных машинах и каждую зиму катаются в Юте на горных лыжах.

Алое пятнышко его указки переместилось на правую половину схемы.

– Инвазивная кардиология[53]– твой второй вариант. Специалистов в этой области я бы назвал сердечными сантехниками. Они вставляют в сердце человека одноразовый зонд и идут играть в гольф с теми электрофизиологами, которым по какой-то причине не нравится джин-рамми. Их жены возят детей в школы в очередь с женами электриков, – указка снова прыгнула на левую половину схемы, – а сами регулярно покупают двухнедельный таймшер на Багамах, куда они летом летают на рыбалку.

Доктор Трейнер направил указку на центральную часть схемы – так сказать, на ствол изображенного там дерева – и несколько раз обвел ее светящимся кружком.

– И последний вариант – кардиоторакальная хирургия. – Он произнес эти слова медленно и внушительно, чуть не с благоговением. – Мы – плотники, строители. Мы ставим шунты, пересаживаем сердца и делаем другие вещи, о которых картежники, рыбаки, лыжники и гольфисты могут только мечтать. Мы много работаем, редко катаемся на лыжах, в день получки получаем чеки с не слишком большой суммой, к тому же большинство из нас – записные циники и желчные ублюдки. Ну а если говорить серьезно, то мы – последняя остановка перед райскими вратами или кипящей серой.

Он перебросил указку мне.

– Выбирай.

Я думал недолго. Точнее, совсем не думал. Я знал, какое место на этой схеме я должен занять еще с тех пор, когда давал обещание матери Эммы. Быть может, тогда я не знал, что это называется «кардиоторакальной хирургией», но насчет того, чем я хочу заниматься, сомнений у меня не было. И, слегка отклонившись назад, я уверенно показал указкой на «ствол» дерева.

– Мое место здесь, – сказал я. – Всегда было.

Я выключил указку и аккуратно положил перед ним на стол.

Доктор Трейнер откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Пружины сиденья тихонько скрипнули в такт его энергичному кивку. Он сунул трубку в рот, немного подумал и кивнул еще раз.

– Хорошо. Это хорошо. – Доктор Трейнер потер щеку и, прищурившись, посмотрел на меня. – Тогда… Тогда ты с самого начала должен знать…

– Что?

– Сердце – поразительный орган. Оно – подлинный император среди прочих органов, но, к сожалению, отнюдь не все сердца начинают биться после того, как ты их остановил. – Отвернувшись от меня, доктор Трейнер несколько мгновений смотрел куда-то за окно, словно вглядываясь в далекое, затянутое туманом прошлое.

– Не забывай об этом, Риз.

* * *

У доктора Трейнера было одно любопытное правило, сделавшее его своеобразной легендой медицинского факультета Гарварда. Каждый раз, когда студенты проходили больничную практику, он предлагал некоторым из них ассистировать ему во время вечерней операции аортокоронарного шунтирования. На протяжении недель перед началом практики студенты в коридорах и аудиториях спрашивали друг у друга только одно: «Что ты ответишь, если старик Трейнер предложит тебе ему ассистировать?»

И вот как-то раз в конце второго года обучения Трейнер неожиданно повернулся ко мне:

– Скажите, коллега, вы свободны сегодня во второй половине дня?

Он внимательно наблюдал за моей реакцией, но я, как говорится, и глазом не моргнул. Ведь этого момента я ждал всю свою жизнь.

После обеда я тщательно вымыл руки, переоделся и присоединился к учителю в операционной, где он осторожно извлекал маммарную артерию из груди некоего Джимбо – сорокапятилетнего строителя, который имел девяносто фунтов лишнего веса и которому оставалось полшага до «финишной прямой», как врачи иногда называют появившуюся на кардиографе прямую линию, указывающую на остановку сердца. В операционной я стоял напротив доктора Трейнера, рядом с его помощником Дэном, который, орудуя электрокоагулятором, извлекал из ноги Джимбо еще одну артерию для второго и третьего шунтов.

Вот доктор Трейнер подшил первый шунт и посмотрел на меня. В его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, смысл которого я расшифровать не успел, ибо мгновением позже лицо врача внезапно побагровело, глаза закатились. Еще секунда – и доктор Трейнер без сознания рухнул на кафельный пол.

Не могу описать, что я чувствовал в эти мгновения. Наверное, первое, что я ощутил, была паника. Только представьте – оперирующий хирург валяется без чувств под столом, и неизвестно, что с ним – обморок или обширный инфаркт, который может привести к смерти, если не принять немедленных мер. Меж тем на столе пациент: грудная клетка вскрыта, сердце остановлено, и только аппарат искусственного кровообращения по-прежнему гоняет кровь по его забитым бляшками сосудам. И я, похоже, был не единственным, кто поддался панике. Дэн выронил электрокоагулятор и, хватая ртом воздух, инстинктивно рванулся куда-то, опрокидывая стерильные столики для инструментов со скальпелями, зажимами, пинцетами… Старшая операционная сестра едва успела убрать с его пути сестринский столик и, схватив телефонную трубку, стала звонить на пейджер постоянному ассистенту доктора Трейнера Джеку Метцу, но тот в тридцати милях от больницы застрял в пробке. Увы, Джимбо не мог ждать, пока доктор Метц выберется из затора и минует центр Бостона со всеми его светофорами.

Старшая медсестра, опустившись на корточки рядом с неподвижным телом доктора Трейнера, визгливо звала его, пытаясь привести в чувство, Дэн что-то невнятно бормотал, обращаясь к сестрам и техперсоналу, так что я бросил вопросительный взгляд на анестезиолога – он поднял вверх руки и, посмотрев на меня и на перфузионистку[54], отрицательно покачал головой.