Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Галь?
– Галь…Галь пока…пока что молчит и всех сторонится. Но ты не волнуйся, так бывает. Я много читала и уверена, что просто Галь развивается в своем темпе. Он обязательно догонит Лана и даже перегонит.
Она словно убеждала сама себя. Говорила очень горячо и отрывисто и напомнила ему этим Ангаахай. Та тоже любила вот так горячо его убеждать в чем-то.
– С такой заботливой нянькой, как ты, я в этом даже не сомневаюсь. А сама…? Что с учебой?
– Все на отлично, пап. Ты можешь за меня не переживать. Я все успеваю.
– Уже думала над тем, куда пойдешь учиться дальше?
– Да…я…я обсуждала это с Верой. Я хочу стать детским психологом. Хочу работать с особенными детьми… а еще хочу преподавать танцы таким, как я.
Сколько в ней света и добра, из колючего, совершенно невыносимого ребенка выросла его гордость, его отрада, его красивая и умная девочка. Благодаря Ангаахай…это она вывела Эрдэнэ из темноты на свет. Это она вытаскивала из глубины ее души все самое лучшее.
– Я думал, тебя заинтересуют прииски…Наша жизнь – это добыча золота. Я решил, что настало время познакомить тебя с тем, чем мы занимаемся вместе с твоим дедом. Чем живет наша империя, и что унаследуешь именно ты, когда станешь старше.
– Я понимаю…но мне это не интересно. Для этого у тебя есть Лан и Галь. О чем ты хотел поговорить, папа?
– Идем… я хочу тебе кое-что показать.
Он повел ее за собой обратно в дом, в комнату, где был приготовлен проектор и готов к включению. Когда он включил аппарат, и на экране появились первые кадры, он начал сам говорить и рассказывать Эрдэнэ о приисках. О каждой из шахт, о том, сколько они приносят золота. Как называется и сколько работников на ней работает. Какой процент они получают с продажи, где из их золота делают украшения.
– Пап…прости, но мне это не интересно.
Улыбнулась и мягко положила руку на его запястье.
– Самое последнее, что волнует меня, золото и деньги.
И этот ее ответ почему-то пробудил в нем вспышку адского гнева. Он выключил проектор и обернулся к дочери.
– Неужели это последнее, что тебя волнует. Разве? А как, ты думаешь, ты живешь в этом доме? Откуда все берется? Твои вещи, вкусная еда, прислуга? М? Твои протезы, которые стоят миллионы, твои тренировки, твои врачи и реабилитологи, курсы по вождению, машина, о которой ты мечтаешь и которая будет сделана под заказ для тебя. Это что все манна небесная?
Ты думаешь, это свалится с неба?
– Не кричи…
Тихо одернула его, но он разозлился еще больше, потому что совсем не этих ответов ожидал от нее.
– Я не кричу, а констатирую факты. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что если мы потеряем прииски, то всего этого у тебя не будет, и не надо мне говорить, что материальные блага волнуют тебя меньше всего.
– Почему ты должен все потерять?
Эрдэнэ пожала плечами.
– Потому что мир бизнеса жесток, детка. Потому что в каждом океане есть большая акула и та, что еще больше. И одна всегда может сожрать другую.
– Тебя кто-то хочет сожрать, папа?
Умная девочка, догадалась, к чему он клонит.
– И такое может быть. Всегда в этой жизни есть кто-то сильнее.
– И что это значит…
– Это значит, что мне нужно крепнуть и не дать себя сожрать, а для того, чтобы крепнуть, мне нужны новые связи и новые партнеры, а для партнеров важно мое благосостояние…семейное положение, стабильность.
Эрдэнэ подняла на него взгляд и стиснула челюсти.
– Ты…ты хочешь жениться? Вот для чего тот разговор о приисках, империи, да? Ты просто начал издалека?
Выдохнул и отвернулся, отошел к окну и раздвинул шторы, впуская солнечный свет.
– Завтра в этот дом приедет женщина.
– Какая женщина?
– Моя жена.
— Значит, ты уже женился?
Ее голос дрогнул, и Хан ощутил, как у него самого перехватило горло от боли. Он не думал, что скажет это когда-нибудь снова…особенно скажет это Эрдэнэ.
– Будем считать, что это так.
Воцарилась тишина, и он слышал, кажется, и собственное сердцебиение, и сердцебиение дочери.
– Так вот запомни, папа…Мне плевать на твою империю. Мне плевать на твое золото и на материальные блага. Я никогда не приму ни одну женщину вместо Веры. Никто и никогда для меня не будет существовать в этом доме, кроме нее.
– Я не спрашивал твоего мнения. Я поставил тебя в известность.
А у самого руки сжались в кулаки.
– Прошло всего два года…я думала, ты страдаешь, я думала, никто и никогда не сможет заменить ее для тебя.
– Жизнь продолжается, – ответил глухо и мрачно, – я должен думать о будущем. Никто не забывал… ЕЕ. Она живет у меня под кожей, в венах и в моем сердце. Но я обязан …
– ХВАТИТ! Ты не обязан. В этом мире много вдовцов не женятся второй раз, а соблюдают траур, и ты мог бы. Ради нас, ради нее. Мог бы не приводить в этот дом другую. Живи с ней в другом месте… Я не хочу здесь никого видеть!
– Я не пришёл спросить твоего мнения. Я пришел поставить тебя в известность, что с завтрашнего дня в этом доме появится ваша мачеха.
– Конечно…как всегда подумал только о себе, только о своих чувствах. Только о том, что нужно твоей проклятой империи. Так вот запомни, папа, никто и никогда не займет место Веры в этом доме. Я не позволю. И…еще…я никогда не подпущу ее и близко к моим братьям. Она скорее здесь сдохнет, чем сможет стать нам матерью!
*****
– Опасайся в этом доме больше всего девчонку. Она имеет над ним власть. Маленькая и хитрая дрянь, которая пользуется своим положением и инвалидностью.
– Какой инвалидностью?
Цэцэг помогла мне одеться и теперь заплетала мои волосы в две косы «колосок». Ее пальцы были быстрыми и очень ловкими. Мы очень часто общались, и женщина была добра ко мне. Она заботилась о том, чтобы я вовремя поела, выбирала для меня наряды, ухаживала за моим телом.
А по вечерам делала массаж головы и рассказывала мне о семье Хана. О своем отце, о сестрах. Но мне постоянно казалось, что сквозь доброту пробивается яд. Он словно растворяется в ее голосе, опутывает ее образ, остается следами от ее рук на моей коже. Наверное, я ужасно несправедлива к Цэцэг. Она старается ради меня и так искренне хочет мне помочь.
– Его дочь родилась безногой…генетика у Хана паршивая, ведь его мать соблазнила своего родного брата и зачала от него ребенка. Чтобы скрыть позор, ее выдали замуж за достойного человека, но вместо того, чтобы быть покорной мужу, она была своенравной, дерзкой, хамила ему и…конечно, он не выдерживал.
– Что с ней случилось?