что они вправе покинуть город. Царевна Марьяна на них не повелась, так что…

– Ну дак не сомневайтесь! Обоих нашёл в кабаке «У Вениаминыча» и всё как есть им передал!

– И?

– Чегось?

– Митя, не издевайся, пожалуйста. У меня настроения нет.

– У вас его никогда нет, – обиженно вздохнул он, но я показал ему кулак. – Чё вы сразу-то? Нашёл я и ханского сынка, и кавказского князька, всё пересказал. Поговорил по душам, ну… чтоб сваливали от греха, а про царевну Марьяну и не думали. Они выпили с горя и пошли…

– Куда? – уточнил я, хотя задним умом понимал, что вопрос лишний. Какая, по сути, разница, куда и когда они направятся, лишь бы у нас под ногами не путались. Не важно… – Ладно, ты молодец. Запрягай кобылу. Через полчаса мы выдвигаемся на Смородину.

– А Бабуленька-ягуленька с нами ли?

– Да, – не очень уверенно ответил я, поскольку пять минут назад бабка была никакая.

Опять нагнетаю. Нервы, нервы, нервы! Нет, видимо, я всё-таки не так спокоен перед предстоящей встречей с Кощеем. Как ни верти, но он неадекватный тип, кто знает, чего от него ждать в данный конкретный момент? Может, то зеркало досталось ему в подарок от мамы, или оно очень дорого стоило, или ещё что…

Митька, вальяжно потягиваясь, ушёл на конюшню, а за моей спиной скрипнула дверь, на крылечко шагнула Яга.

– Я готова, Никитушка… ик! – Моя домохозяйка смущённо прикрыла ротик ладошкой. – Ох, прости, прости старую… Больше не повторится. Клянусь костяною ногой!

– Весомо, – согласился я.

Хотя, конечно, не представляю, как она была намерена расплачиваться по счетам в случае чего…

– Пора уж, соколик, а?

– Пора, Митя запрягает.

– Ты бы меч из горницы прихватил. Хоть он, с моего взгляду, железяка бесполезная, однако же Кощеюшке он был нужен. Может, и удастся сыграть на энтом деле и чего ни есть полезного выторговать…

Я не стал спорить. Если Яга чего-то не знает, но подозревает, пусть и безо всяких оснований, лучше к ней прислушаться. Да и на самом деле, может, Кощею всё-таки интереснее получить этот старый меч, чем посадить меня в клетку? Это я так себя успокаиваю…

– Телега подана! – громко прокричал наш младший сотрудник, выводя лошадь под уздцы.

Он ещё раз взбил сено в телеге, поправил подпруги и помог мне вскарабкаться на «трон». Яга ловко пристроилась чуть позади, на сене, свесив ножки в полосатых чулочках.

Митя занял место возницы, присвистнул, причмокнул губами, и рыжая кобыла бодренько двинулась вперёд. Стрельцы распахнули ворота, снимая шапки и провожая нашу опергруппу на операцию. Все улыбались, хоть прекрасно понимали, куда мы едем. Это, кстати, ободряло. Тем более что за воротами отделения нас уже ждала огромная толпа народу, приветственно махая руками и всячески выражая готовность к… участию?!

– Не робей, батюшка сыскной воевода, я тока кашу доварю, мужика накормлю, детей отмою, скотину встречу, в хате приберусь да сама приоденусь – и к тебе на выручку!

– А чё, православные, подмогнём милиции?! А ты не православный, ты не лезь! Куды ты прёшь, морда ненашенская, а? Чего? Скока вас таких? Скока, скока?!! А, ну тады идите, помогайте… Я бы тоже помог, коли б меня стока было…

Сначала мне казалось, что я попал не туда и у меня проблемы со слухом. Народ толпообразно рвался в никому не известном направлении «спасать участкового»! От кого?! Зачем?! Как они вообще узнали, что мы едем на опасное задание…

– Ништо, сыскной воевода, отмашемся! Я вона хоть за семьдесят годков шагнул, а пудовый молот выше кузницы подбрасываю! Ща, только сынков своих кликну… Сенька, Павка, Петька, Мишка, Стёпка, Федька, Борька, Васька, Алёшка, Серёжка! Взяли по молоту и за мной! Не-э, сестёр не брать! Самим надоть поддержать плечом милицию…

– Гутен морген, херр полицай-участковый! Я есть прислан от Немецкий слобода, ферштейн? Их бин должен спросить, сколько законопослушных немцев мы должны выставить на блицкриг у речки Смородина? Айн, цвай, драй? Фир, фюнф, зэкс? Яволь, будут все зибен!

Я не представлял, куда деваться, потому что, похоже, уже всё Лукошкино знало о том, что на вечер у нас забита стрелка с Кощеем. И естественно, всем оно интересно, все хотят помогать, а я-то ещё как последний дурак надеялся царя в тереме удержать. Что там царь, у меня тут уже полк добровольцев с трудовым инвентарём наперевес за телегой марширует!

– Бабушка…

– А чё ты на меня-то шипишь, сокол ясный? Я ни в чём ни разу не повинная, у себя в горнице сидела, экспертизой баловалась…

– И набаловались вы грамм на триста, кажется, да?

– Да тьфу на тебя, Никитка! Я ить уже извинилась, – надулась Яга. – А вот про то, как информация секретная из отделения на весь город просочилась, про то лучше Митеньку своего спроси!

– Он такой же мой, как и ваш, – буркнул я, но не признать бабкиной правоты не мог. – Митя, а ну признавайся, кому ты чего наплёл, что за нами народное ополчение шествует, как за Мининым и Пожарским?

– Не-э, – преспокойно откликнулся он, поигрывая вожжами. – Никому я ничё не говорил. Окромя приказа вашего личного азиату толстому и кавказцу горбоносому.

– Так… а где ты им это передал? – начал прозревать я.

– Как где? В кабаке! Где ж их ещё найдёшь-то? Я ж вам докладывался: захожу к «Вениаминычу», а там дым коромыслом – свадьба третий день гуляет! А за соседним столиком…

– Убью… – с запоздалой тоской простонал я, оборачиваясь назад, где к общему шествию присоединилась пьянючая невеста в белом и счастливый жених с лопатой наперевес. И это при условии, что Кощей Бессмертный непременно требовал передачи заложницы без свидетелей, один на один?!

Ну что ж, потом сюрприз будет…

– Бабуль, я так понимаю, что сейчас мы всё равно ни от кого не отвяжемся? Но там, поближе к реке, вы как-нибудь сумеете сдержать гневный порыв народных масс? А то он просто уйдёт и не выдаст нам Марьяну.

– Попробую, Никитушка, – углубясь в свои мысли, протянула Яга довольно уверенным тоном. Даже слишком уверенным, как мне показалось.

А на выходе из города, у ворот, нас торжественно дожидались ещё два всадника – толстый и тощий. Эти куда лезут? Я же вроде их по домам отпустил…

– Уй-юй-юй, мы сами Марьянка-ханум спасать будем! – широко осклабившись, помахал мне с седла узкоглазый сын хана Бухатура. – Кто её от шайтан-бабая избавит, за тот её и… – он вытянул губы трубочкой, сладко причмокивая, – и замуж… бар, бар, бар!

Я громко хлопнул себя ладонью по лбу.

– Э-э, зачэм так себя бьёшь? – удивился молодой князь Павлиношвили. –