— Аманда — одна из немногих девочек, которые выглядят так, будто им и в самом деле все равно, что вы о них думаете. Критикуйте ее, отвешивайте комплименты — в ответ получите один и тот же ровный взгляд. Возможно, другим девочкам просто надоело пытаться ее задеть.

Раздался звонок, и на секунду Май Нгьем уставилась в окно, мимо которого пробежала дюжина подростков.

— Знаете, вначале я, возможно, не совсем верно выразилась.

— В каком смысле?

— Я сказала, что Аманда не стала бы убегать из дома. И я верю, что действительно убегать она бы не стала. Но… в каком-то смысле она только и делала, что убегала. И именно поэтому она оказалась здесь. Именно поэтому была круглой отличницей. Каждый день своей жизни она все дальше и дальше убегала от своей матери. Вы в курсе, что Аманда сама устроила свое поступление сюда?

Я покачал головой.

— Она написала заявление, заполнила все необходимые формы о предоставлении финансовой помощи, даже подала заявки на получение некоторых редких и малоизвестных федеральных грантов. Она начала готовиться в седьмом классе. Мать вообще была не в курсе планов своей дочери.

— Эти слова можно выбить Хелен на надгробии.

Услышав это имя, она слегка закатила глаза:

— Когда я впервые встретилась с Амандой и ее матерью, Хелен, представьте себе, была недовольна. Ее дочь соглашались принять в престижную частную школу, причем платить ей не надо было ни цента, но Хелен только оглядела мой офис и сказала: «Для меня и обычной школы было достаточно».

— Ага, наша Хелен просто блестящий пример успеха бостонской школьной системы.

Май Нгьем улыбнулась:

— Финансовая помощь, стипендии — они могут покрыть практически все затраты, если знать, куда обратиться. И Аманда знала. Преподавание, учебники — все оплачено. Все, кроме обязательного школьного взноса. И долги за него имеют свойство незаметно накапливаться. Аманда платила каждый семестр, наличными. Помню, однажды она часть суммы — долларов сорок, не меньше — внесла мелочью. Чаевые, которые она получила, подрабатывая в забегаловке. Я за всю свою карьеру мало встречала учеников, для которых родители не делали фактически ничего, но которые так упорно трудились, что сразу было понятно — их ничто не остановит.

— Но что-то ее остановило. Во всяком случае, недавно.

— Вот это-то меня и беспокоит. Ей светило поступление в Гарвард, на полную стипендию. Или в Йель. Или в Браун. Ей было из чего выбирать. А теперь, если она не вернется, не компенсирует три недели пропущенных экзаменов и лабораторных работ, не восстановит свой средний балл до уровня «отлично», куда ей податься? Она снова покачала головой. — Она не сбежала из дому.

— Жаль.

Она кивнула:

— Потому что теперь вам нужно будет исходить из предположения, что ее похитили. Опять.

— Именно. Как и тогда.

Компьютер тихо пикнул, сообщая о пришедшем письме. Май взглянула на экран и почти незаметно тряхнула головой. Снова посмотрела на меня:

— Знаете, я ведь сама в Дорчестере выросла. Рядом с Авеню, между Сэвин-Хилл и Филдс-Хорнер.

— Я тоже неподалеку оттуда.

— Я знаю. — Она пару раз щелкнула по клавиатуре и откинулась в кресле. — Я училась на третьем курсе в Маунт-Холиок, когда вы ее в первый раз нашли. Я этим расследованием просто одержима была. Каждый вечер торопилась в общежитие, чтобы не пропустить шестичасовые новости. Мы все думали, что она умерла, всю зиму и весну тоже.

— Я помню, — сказал я, в душе жалея, что не забыл.

— А затем — раз! — и вы ее нашли. Столько времени спустя. И вернули ее домой.

— Что вы об этом думаете?

— О том, что вы сделали?

— Ага.

— Вы поступили так, как и должны были поступить, — сказала она.

— О. — Я почти улыбнулся от благодарности.

Она посмотрела мне в глаза:

— Но вы все равно ошиблись.

Открыв школьный шкафчик Аманды, я уставился на учебники, тщательно рассортированные по высоте и разложенные в аккуратные стопки. На вешалке висела куртка «Ред Соке» — темно-синяя, с красной каймой и красным номером «19» на спине. Кроме нее и книг — ничего. Ни фотографий, ни наклеек, никаких батарей помады или браслетов.

— Значит, она любит собак и «Ред Соке», — сказал я.

— «Ред Соке»? — переспросила Май.

— На моей фотографии она одета в куртку с их логотипом.

— Я ее часто видела в этой футболке. И в другой, но с тем же логотипом. И куртку эту помню. Знаете, я ведь тоже за них болею. Могу до посинения говорить о фарм-клубах и о логике — точнее, ее отсутствии — в действиях Тео на последнем драфте, все такое.

Я улыбнулся:

— Как и я.

— Но Аманда… Ничего подобного. Я с полдюжины раз пыталась ее разговорить на эту тему, пока не поняла: она даже стартовый состав назвать не может. Не знает, сколько сезонов Уэйкфилд играет в команде и даже сколько раз они выиграли с начала года.

— Стало быть, она болеет за них просто потому, что они местные?

— Хуже. Для нее эта футболка — просто одежда. Цвета нравятся, вот и носит. Не более того.

— Язычница, — сказал я.

— Она была идеальной ученицей, — сказала Стефани Тайлер. — Я серьезно: и-де-аль-ной.

Мисс Тайлер преподавала историю Европы, продвинутый курс. Ей было лет двадцать восемь. Светлые, с пепельным оттенком волосы она затягивала в пучок, где каждая прядь находилась на своем строго определенном месте. Она выглядела ухоженно — и так, словно этот уход был чем-то само собой разумеющимся.

— Никогда не вызывалась отвечать, но, если спросишь, всегда была готова. В классе никогда не перекидывалась эсэмэсками, не гоняла игры на своем «блэкберри», ничего такого.

— У нее был смартфон?

Она задумалась.

— У Аманды? Хм, нет. Обычный старый мобильник. Вы не поверите, у скольких из этих девочек есть смартфоны. Даже у пятиклассниц. А у некоторых — и мобильные, и смартфоны. Учатся в последнем или предпоследнем классе, а в школу приезжают на БМВ пятой серии и «ягуарах». — От негодования она заговорщически склонилась ко мне: — Средняя школа теперь совсем новый мир, не то что раньше, вам так не кажется?

Я постарался сохранить нейтральное выражение лица. Я не был уверен, что школа так уж сильно изменилась; разве что навороченных аксессуаров добавилось.

— Так Аманда…

— Идеальная ученица, — повторила мисс Тайлер. — Не прогуливала, всегда отвечала, и обычно правильно, после занятий отправлялась домой и делала уроки. О большем и просить нельзя.

— Друзья у нее были?

— Только Софи.

— Софи? — переспросил я.

— Софи Корлисс. Ее