нас и мы не могли этим не воспользоваться. Книгу Начал частично скопировали из Библии, частично из равианских рукописей, а кое-где додумали уже люди второй волны. После Исхода из Адара людям нечем было заняться, бродить по пустыне тяжко, а под палящим солнцем чего только в голову не придёт, вспомнить хотя бы Красных Братьев. Хотя страдание и искупление, это не ново, все века своего существования человечество было подвержено самобичеванию, но и тут, я думаю, без Мелиссы не обошлось. Дай ей волю, она истребила бы человечество и даже память о нем.

— Корабль на котором вы прилетели, все ещё на орбите?

Адмирал качает головой.

— Помню ли я, вот правильный вопрос. А ты помнишь? Или знаешь? Это важное отличие, дон а ви. Память очень быстро уничтожит тебя, заберёт твой разум в глубину колодца, поверь, ты этого не хочешь. И я не хочу. Никто из нас, потому и существуют предохранители, Тени. Такие аспекты, как Терранс лен Валлин. Нагрузка множества жизней распределяется на несколько аспектов, а ты, их средоточие, сохраняешь разум и черпаешь знания из колодца. Чтобы понять, как бывает иначе, вспомни триединство Мелиссы. Она пошла другим путем и кончилось это плохо, чтобы защитить всех нас и наши Тени, пришлось разорвать ее связь с Эбо и Инкубаторами. А ответ на твой вопрос — последние несколько тысяч лет я не был на орбите. Никто из нас не был.

— Но почему? Почему вы не ищите выход? Не пытаетесь улететь?

Адмирал рассмеялся.

— Потому что я знаю, что выхода нет! За Пределом меня не ждёт ничего, кроме Единения.

— От откуда ты знаешь, что твои знания истинны?

— Я в это верю. Ты есть то, что ты о себе помнишь, если ты в это не веришь, то что остаётся?

— Терранс лен Валлин — аспект, часть от целого, а кто его средоточие? И кто тогда я? Или правильнее спросить — чья?

— Это не так важно, тут главное знать, на чьей ты стороне. Есть такие, как Мелисса, кто принял власть Творца, его волю и не собирается с ней бороться. Её устраивают правила игры и могущество, которое Творец нам дает, делиться им с людьми она не планирует. Кому же не нравится быть богом? Но богов должно быть мало, а в идеале всего один. Есть еще фанаты свободы воли, в ней они видят фундамент человечности, хотя история доказывает, что землю от уничтожения она не защитила. А Творец, как ты понимаешь, злодей, потому что он, на эту самую волю, покушается. Не оставляет выбора, так как знает и помнит тебя и твой выбор наперёд и в любой момент способен вмешаться. По мнению таких фанатов, мы здесь, как звери в зоопарке, у нас есть смотрители и ограждения под током. Контролируемая среда. Их лозунг прост — давайте расскажем людям, как Орден их обманывает, пусть они знают, что мы все равны в своей бесконечности, дадим человеку выбор.

— И что плохого будет, если сказать людям правду? — она подаётся вперёд.

— Рассказать, как был создан живой вирус? Мы поделились знаниями и равианцы захотели бессмертия, так и началась первая война. С вестниками была та же история. Все всегда повторяется. Человек хочет бесконечности любой ценой. Даже ценой самоуничтожения.

— Неведомые же живут, перевоплощаясь. Вы вечность меняете оболочки, Инкубаторы у вас есть, в чем проблема?

— Наше заточенное ребро — ИИ, Орбитальная станция Эбо, именно с его помощью мы используем инкубаторы. А он имеет в своём коде заложенную директиву защищать все человеческое, как бы странно это не звучало. Образ жизни, оболочку, её слабости и эмоции. Алькаан очевидно был создан не для людей, а наш ангел-хранитель на орбите, создан именно для нас. И главное его правило — смертность, наш последний предел. Человек должен оставаться человеком. Помнить себя человеком. Ради того чтобы беречь жизнь, в той форме, в которой Эбо её воссоздаёт, ИИ сконструировал себе материальный аватар. Ту, что следит за балансом жизни и смерти. Как то у нас даже случилась семичасовая война, мы тогда чудом не разнесли всё, что создали. Осознав, чем это кончится, мы решили обмануть машину. Нам удалось написать новый код и с его помощью мы смогли перепрограммировать Эбо и инкубаторы. Создали лазейку. И убили в человеке все человеческое. Многие тогда оказались не согласны, и хотя сейчас очевидно, что неведомые модификации победили, аватара Эбо и Орден до сих пор сражаются за выживание homо periclitatur, человека вымирающего.

— И ты на чьей стороне?

— С моей точки зрения удовольствие от жизни можно получать лишь когда живёшь в первый раз, поэтому я выбираю мир людей, — адмирал смеётся. — Предпочитаю держать смерть в запасе.

— А зачем ты тогда в этом участвуешь?

— Я присоединился к проекту по настоятельной просьбе одной влиятельной особы, но лишь после того, как узнал, кто стал источником информации о живом вирусе. Я здесь чтобы найти Аниту Азари и не допустить дальнейшей утечки из её колодца. А насчёт предположения, что Анита работала с мэтресс, то это маловероятно. Они плохо переносят друг друга, вне зависимости от модификации, хотя чисто формально занимают одну сторону.

— То есть Анита считает, что ложь лучше правды, но при этом живёт в смертной оболочке?

— Терранс лен Валлин заразил тебя своими идеями, да? Думаешь, все хотят знать, что жизни нет? Выхода нет? Эта карусель и она крутится бесконечно, по мне так иллюзия лучше. Маленький отрезок времени, в котором у тебя есть место для надежды. Для жизни.

Девять уже жалеет, что не сдержалась и высказалась, стоило промолчать. Лучше бы адмиралу не знать, что она думает на самом деле.

— Ты не можешь связать с Анитой? — меняя тему, спрашивает Девять. — Разве вы не общаетесь между собой?

— Мы умеем узнавать друг друга в разных оболочках на слух. Каждый инкубатор ставит при перемещении клеймо и его слышно на определённой частоте.

— Так ты узнал про меня?

— Когда статус твоей оболочки изменяется, остаётся след. Это как годичные кольца на деревьях, я знаю, что ты переродилась, а значит передо мной уже не та девять-четырнадцать, которая ранее покинула мой крейсер. Про вирус я уже знал. Сложить все это не составило никакого труда, ведь когда ты знаешь, как было, то знаешь и как будет.

— Вы все видите вероятности? А есть среди них хоть одна, в которой наш мир не погибнет?

Адмирал задумчиво теребит кольца в правом ухе, он больше не выглядит расслабленным. Он щурится и скрещивает пальцы, словно собирается складывать йондаль.