эти слова переполнили чашу терпения Мишеля.

— Не смей так говорить, слышишь!!! — Мишель вскочил и схватил Яна за грудки, — Не смей. Или… Ну ты меня знаешь.

— Отпусти, — Ян отвёл от себя руки, — Она променяла меня на свой проклятый режим! Если бы она любила хоть кого-то из нас, то она никогда бы так не сделала, не улетела с Земли. Она не любила ни тебя, ни меня, и никогда не смогла бы полюбить!

Ему казалось это прозрением. Возможно, он и был прав — но теперь этого никто не мог узнать наверняка.

— Молчи, молчи! Лучше молчи!

— Плевать она хотела на наши чувства. И ты должен плюнуть на неё и забыть.

— Нет! Она поступила правильно! Так, как мы живем, как мы жили, какую хотим создать жизнь — это всё чушь собачья! Так жить нельзя. Мы не правы! А она права! И я уже не хочу жить в таком мире. То, что она покинула меня — это порождение нашего мира, но не их. Я уже не хочу ни в чем участвовать.

— Ты хочешь сказать, что больше не участвуешь в кампании?

— Не знаю… Я ещё не решил толком. Но то, что в мыслях всё больше склоняюсь на их сторону — это факт.

— Предатель! — Ян в бешенстве вскочил, откинул сумку одним движением ноги, и с помощью телекинеза привлёк термомеч в свою руку — Тогда ты должен точно знать, что ты предаёшь не только дело, которому многие на этом корабле посвятили свою жизнь от начала и до конца, но и меня лично. Надеюсь, у тебя есть собой оружие? Дерёмся, прямо сейчас!

Ян нажал кнопку и клинок термомеча раскалился — горячий воздух с характерным запахом нагретого металла дошёл до лица.

Неожиданно, но Мишель расстегнул нагрудный карман полётного комбинезона, и достал оттуда блестящий цилиндрик складного термомеча. Он включил его — клинок выехал из рукоятки. Похоже, Мишель готовился к такому исходу — и Ян никак не мог этого предугадать.

Ярость пылала в его глазах. Теперь он ненавидел своего бывшего друга — Яна Погорельского, и тот считывал его эмоции на раз-два. Мишель готов был его убить, покрошить в винегрет, испепелить. И всё ради любви, которая выжигала его душу.

— Обещаю, что сражаться буду честно, — заверил Ян, — Как человек с человеком, а не как телепат.

— Молись, чтобы умереть без мучений, — процедил Мишель.

Их мечи соединились…

Но им не дали сражаться. Двери в каюту распахнулись, на пороге стояла Сюзанна.

— Ян, ты почему так долго? О, Господи!.. — она в ужасе отпрянула назад. Тем временем Ян успел сделать несколько острых выпадов в сторону Мишеля. Тот сумел их мастерски отпарировать, сделал контрвыпад. Мечи глухо стукали друг о друга, словно это были деревянные палки.

Сюзанна выбежала из каюты, и прежде, чем она смогла шагнуть или сказать, опять взвыла сирена.

Сюзанна в ужасе звала на помощь:

— На помощь! Сюда!

Он сражались минуту, или чуть больше, когда с пистолетом вбежал Гарвич, за ним — пять или шесть солдат. Они накинулись на сражавшихся, с трудом обезвредили их оружие, скрутили на полу и придавили собственным весом. Но они ещё продолжали дёргаться под массой налегающих солдат. Ян, конечно, мог раскидать их силой мысли, но не стал. Он знал, что в предстоящем бою у Гарвича не будет других командиров.

— Ну что, я не пойму, решили в рыцарей поиграть?! — наклонившись над ними, громко спросил Гарвич, — Мечи мне, обоих в карцер до вечера. Разбираться будем потом.

Когда их разводили по разным углам, Ян бросил Мишелю:

— Если я останусь в живых после штурма, а это я тебе обещаю, ты — труп!..

…Ян никогда не знал, что карцер может находиться в таком интересном месте: между баков в топливном отсеке размещались клетки, в одной из которых и сидел Ян. Где-то в дальнем уголке, в такой же клетке обитал Мишель.

Ян, хотя и мог сбежать отсюда — но не стал этого делать. Он телепатически играл замком на двери: то открывал, то закрывал его. Бежать ему не хотелось. Если он сбежит — его ждёт смерть от лазерной пушки корабля, а ночью он пойдёт на смерть, штурмуя главное главную передающую станцию СБА. Лучше, решил он, с малой долей вероятности остаться в живых, чем умереть наверняка. В конце концов это лучше, чем вот так, на полдороги сворачивать с намеченного пути и предавать дело, которому ты служил всю свою сознательную жизнь.

Единственное, что он не мог понять — неужели так плох тот общественный строй, о котором мечтает каждый землянин? Или любовь имеет настолько сокрушительную силу, что можно предать друга, предать дело, которому он служил всю жизнь, даже если твоя любовь — в стане врага. Хотя, враг ли она теперь? Совершенно неожиданно, но для Яна всё теперь рухнуло в один момент. Ведь Ян её тоже любил. Любовь прошла. Единственное, к чему стремился Ян теперь — спасти друга от заблуждений, наставить его на верный путь, но теперь он потерял друга, и смысл жизни стал постепенно исчезать, таять как утренний туман. Оставался только долг, моральный и физический долг, долг всему человечеству.

Неужели за год разлуки Мишель мог переосмыслить свои отношения, свои взгляды и убеждения? Конечно, можно сейчас сломать дверь в камере, силой одной только мысли разнести всех на корабле в клочья, а потом кинуться к Мишелю в ноги: «Прости меня, Мишель, я был не прав!» Затем развернуть корабль к Земле и сдаться властям.

Нет! Нельзя усомниться в правильности выбранного пути! Не зря же сотни людей выбрали тот же жизненный путь, что и он сам. Да, людям свойственно ошибаться. Но ведь не просто так общество Землян просуществовало тысячи лет. Пусть были войны, пусть были разрушительные катастрофы, но Земля стояла, и будет стоять!

А у Мишеля теперь другая правда жизни. Он считал, что все войны, все катаклизмы не должны омрачать жизни людей. Что не должно нарушать мирное существование.

У каждого своя правда. Но общество складывается из различных правд каждого человека. Возможно, и Мишель попадет в обновлённое общество со своей правдой. А если нет — тогда, пожалуйста, вот: пистолет, граната, меч, иди и реформируй общество огнём и раскалённым железом. Выживешь ли ты при этом — это вопрос. А если не выживешь, тогда понятно, кто ты: общество само высеивает ненужные ему элементы. Значит, выбранный путь верен! Значит, Мишель — предатель!

Наконец сон, невесть откуда взявшийся, сморил его…

2486 год. Транспортный корабль