Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду стараться! Я буду лучшей! Вы просто не понимаете, у меня есть для этого не только желание, но и сильная мотивация! — госпожа последнюю фразу выкрикивала чуть ли не плача.
— К моему сожалению, — Ирина говорила искренне, так как,понаблюдав немного за странной девушкой, посетившей сие заведение, она сделала правильные выводы на ее счет, — это ничего не меняет. Вы не сможете обмануть природу. Простите.
Видя, как медленно, но все чаще, начинают вздрагивать плечи Елизаветы Егоровны, ректор быстро поблагодарила за консультацию Ирину и отправила ее заниматься своими непосредственными обязанностями, а сама подошла к госпоже и крепко ее обняла. Госпожа лишь раз всхлипнула, а затем ее щечки намокли от ручейков слез, но даже сквозь всхлипы и рыдания, упав на колени перед Ниной Федоровной, она еле слышно продолжала твердить:
— Мне надо. Мне очень надо…
Ректор впервые видела Елизавету в таком отчаянии и даже не сразу сообразила опуститься к ней, чтобы успокоить, но тут дверь дамской комнаты отворилась и Клавдия поспешила на помощь сестре:
— Не переживай, — рука быстро легла на голову госпожи и начала ее гладить, — все будет хорошо. Это просто одно из его побочных свойств. Его либо ненавидишь, либо любишь всем сердцем. Но ты сильная, ты сможешь справиться. Мне нужно многое тебе рассказать…
— Я из-за тебя поссорилась с Императрицей, — на секунду Елизавета даже перестала плакать, — нам действительно нужно поговорить. И ты расскажешь о Сергее абсолютно все. Иначе…
— Что? Ты меня убьешь? — Клавдия беззлобно улыбнулась, — тебе придется встать в очередь.
— Нет, — ручейки щек вновь наполнились слезами, но взгляд госпожа не отвела, — я тебя возненавижу. Ты… Й-й-ха! — и крепко прижала руку к животу.
— Твоего ж бать… Ты с ним… — еле слышно проговорила Клавдия.
— Я так понимаю, вы должны мне многое объяснить, девочки, — медленно и задумчиво произнесла Нина Федоровна.
* * *
Мы с Димой пришли в столовую последними, когда все остальные мужчины уже приступили к обеду. На нас демонстративно никто не обращал внимания и я даже рад был такому повороту событий, а вот мой новоиспеченный друг был совсем другого мнения.
— Приятного аппетита, — во весь голос сказал он и начал движение к свободному месту.
— Спасибо, аналогично — я был единственным, кто ответил, но тем больше данная ситуация вызывала у меня улыбку.
— Откуда ты взялся? — шепотом спросил я, когда мы уселись за стол. Хорошо, что свободные места были только рядом и мне никто не мешал Диму спросить об этом.
— В смысле? — неподдельно удивился он.
— В коромысле, — захотелось сказать мне, но я сдержался и уточнил, — ну, такой манерный, воспитанный…
— Так это… Я тут по блату.
— По блату? — у меня чуть гречневая каша изо рта не выпала.
— Да. Мама еле уговорила госпожу меня принять.
— Так здесь есть те, кто добровольно пришел⁈ — я чуть не закричал, отчего вызвал всеобщее неодобрение и цоканье.
— Давай поедим спокойно. Когда я ем — я глух и нем.
Мне и хотелось что-то сказать в ответ, но от осознания того, что некоторые здесь самовольно отправились в рабство быстро свело мои желания на нет. Все-таки обед не бесконечный и скоро я докопаюсь до всей правды. Так что, дождавшись, когда Дима доест, я быстро отставил свою тарелку и, поблагодарив мамочек за восхитительный обед, направился следом за ним в спальню.
— А можно как-то поподробнее? — с порога начал я.
— Ты о чем? — его удивление меня напрягало.
— Как ты здесь оказался?
— Ну… — он тяжело вздохнул, — я же уже объяснял.
— Ты сказал, что тут добровольно. Это не объяснение и вызывает лишь еще больше вопросов.
— Ну… Когда мне исполнилось шестнадцать, мне стали запрещать выходить из дома, так как я стал похож на взрослого мужчину. А так как у мужчин прав почти нет и много случаев, когда они выходили куда-либо и пропадали без вести, я был полностью согласен с решением мамы. Хорошо, что она служит у Елизаветы Егоровны поварихой, так что смогла напроситься на аудиенцию и выпросить место в гареме. Так что я в полной безопасности, но не в четырех стенах, как дома, а с комфортом, с условиями, — он рассказывал о своем рабстве с таким восхищением, что я засомневался в его адекватности, а он все продолжал, — а тут тебе и другие мужчины, и книги, и телевизор… Ты вообще видел этот ТЕЛЕВИЗОР⁈ У нас дома и самого маленького нет, а тут такая плазма, что стена нашей самой большой комнаты нервно курит в сторонке.
— Это, конечно, здорово, но…
— А ты много минусов тут видишь? Эта госпожа лучшая из тех, о ком я слышал. Тут мужчины, как сыр в масле катаются. Ты, разве, не поэтому тут?
— Нет, — он меня немного смутил своим вопросом, — я тут всего лишь раб, которого купили, как какую-то вещь.
Было видно, что его это тоже огорчило, но он попытался улыбнуться, хоть и получилось неважно:
— Тогда тебе вдвойне повезло. И… извини. Я, наверное, пойду, там как раз мое любимое шоу начинается.
Он тихо вышел, пока я не моргающим взглядом смотрел на его кровать, которой раньше тут не было. Добровольно пошел в рабство. Лучшее место. Разве можно радоваться заточению и унижению? Ведь девушки за пределами гарема нас и за людей не считают, мы лишь куски плоти, удовлетворяющие их потребности. Гадство! Это не жизнь, так не должно быть! Я… А что я? Что я один могу сделать⁈ Всего лишь раб… Еще большее ГАДСТВО!
Из мыслей меня выдернула Александра:
— Сергей, давай быстро в душ. Через час тебя уже будут ждать.
— Да, — легко согласился я, повторно раздеваясь и направляясь в душевую.
Струи горячей воды разогревали тело и остужали голову. А что плохого в гареме? Ну, кроме, так называемой «работы». Нас кормят, поят, заботятся.