охраннику, чтобы он испарился.

— Охрана слабовата, Моисей, — хлопаю я его по плечу. — Распорядись, чтобы моих людей там пустили. И сразу назад, покажешь, что тут у нас к чему.

Он исчезает, а я шагаю дальше.

— Бро, — снова окликают меня.

Я оборачиваюсь на голос и вижу не то удивлённого, не то раздосадованного Цвета.

— Ты чего? Решил приехать? А осторожность что, побоку? Как так?

— Как я мог пропустить открытие? — улыбаюсь я. — Какая осторожность, когда здесь такое, а? Ну, давай, брателло, показывай, что тут у нас происходит.

— Егор, привет ещё раз, — подходит к нам Миша Бакс.

— Привет, — жму я ему руку.

— Вот он пусть всё и покажет, — кивает Цвет. — А как посмотришь, подходи, я вон там сижу.

Миша берёт меня под локоть и ведёт знакомить с хозяйством.

— Кто у нас сегодня поёт? — спрашиваю я. — Лида говорила, да я запамятовал.

— Яак Йоала.

— Ну надо же, молодец, Миша. Как ты тут без неё, справляешься?

— Трудно, конечно, — улыбается он. — Но справляюсь, потихонечку.

— Молодец. Ну, и какие планы у тебя?

— Как какие? Вот, открываемся. Работу надо ставить, директора воспитывать.

— Ну, это ближайшие. А на перспективу? Думал на будущее что-нибудь.

— В Москву хотел бы перебраться, — хитро улыбается он.

— Сказала, значит, Лидия?

— Сказала, — кивает Бакс.

— Ну, ты смотри, раньше времени не трепли никому, а то крылышки быстро подрежут, понял?

— Да, это я знаю. Не, никому не говорил, рот на замке. Цвет и так чё-то недоволен мной. Я-то как лучше хочу, а он прижимает, воли не даёт.

— Посмотрим, что можно будет сделать. Сильно-то гонор свой не показывай.

Поговорив с ним, я возвращаюсь к Цвету.

— Ну, и чё ты прискакал? — спрашивает он.

— Сердце не на месте, — пожимаю я плечами. — За дело душа болит. Итак всё на Бакса одного свалилось.

— Бакс, конечно голова, но борзеет не по масти, — хмурится Цвет. — Здесь у меня парняга толковый подобран, тоже с опытом, так он ему все мозги вынес уже. Так что сейчас поднатаскает Семёна, и надо его будет гнать нахер.

— Да ладно тебе, ты чего, он же крутой спец.

— Таких спецов, как собак нерезанных. Я тебе отвечаю, сейчас он тявкать начал, а ещё один-два объекта откроем, так он вообще скажет, что тут самый главный и что мы вокруг него на цырлах должны скакать. Краёв не видит кент.

— Ладно, не горячись пока. Потом посмотрим. Ты скажи, когда сходняк, а то я подзамаялся уже ждать у моря погоды. И мне надо знать, кто там будет, чтобы можно было подстраховаться. А то приду а там скажут, типа, всё, брателло, ты попал, кирдык тебе.

— Не скажут, не ссы. Туман всё по понятиям решает. Он мне сказал, что всё путём будет.

— А мне не сказал.

— В смысле?

— В прямом. Я сейчас был у него.

— Нахера⁈

Глаза у Цвета становятся по полтиннику. Но делаются они не просто удивлёнными, а ещё и злыми.

— Предложил ему кое-что, — хмыкаю я.

— Что предложил? — хмурится Цвет. — Ты баран что ли вообще? Почему мне не сказал?

— Ну вот, говорю же. Предложил я ему светлое будущее, и он сейчас думает над моим предложением. А ответ тебе, наверное, скажет. А ты уже мне передашь. Подтверди, что я фуфла не предлагаю.

— Береги фуфло смолоду, а форму с выдачи, — как бы про себя бормочет он. — Чёт, Бро, совсем у тебя крыша потекла. Ох, зря ты меня не слушаешь.

— А ты анашу у Ферика берёшь?

— Чё⁈ — дёргается он.

— Ты учти, если на этом деле спалишься, тебя Куренков не отмажет. И Печёнкин не отмажет, тот только рад будет, что меня ослабит. Не врубаешься?

— Ты чё, как Бакс, что ли? Вознёсся выше солнца? Ты куда лезешь, Бро? Ты меня учить решил или чё?

Он злится не на шутку. Значит берёт. И кто у нас тут баран?

— Юпитер, ты сердишься, значит ты неправ, — хмыкаю я и поднимаюсь. — Ладно, забудь, я же, как Авель, по-братски с тобой, а ты видишь, не хочешь мудрости моей, брат.

— Ты в мои дела нос не суй, ты понял? — зло говорит он. — А то рога-то быстро пообломаю.

Правда что ли? На это я ничего отвечаю и, чуть приподняв брови, внимательно смотрю на него. И глядя на его недоброе лицо я начинаю очень сильно сомневаться в благоприятном исходе предстоящего благородного собрания.

Ну, а что он теряет, если меня не станет? Персонал весь есть, Куренков остаётся, доля соответственно увеличивается и всё такое прочее. Есть и минусы, довольно существенные, но он о них, возможно, не задумывается.

Если, конечно, у меня не паранойя…

Открытие проходит без сбоев и факапов, всё идёт, как по маслу. Бакс доволен, я доволен и даже Цвет доволен. На ночь мы остаёмся здесь же, в гостинице, а часов в десять вызываем такси и едем в аэропорт.

К нам сегодня самолёта нет, поэтому летим мы в Новосибирск. Там снова берём такси и из Толмачёво мчимся к Наташке. Надеюсь, что она дома. Я ей не звонил, решил, что сюрприз будет в самый раз и да, она оказывается дома, а её глаза распахиваются так широко, что в них действительно можно утонуть, как бы банально это не звучало.

— Егор! — шепчет она, а я подхватываю её на руки и несу в комнату.

Вот, что мне было нужно, вот чего мне не хватало эти несколько дней. Наташка. Я срываю с неё домашние хлопковые брюки и маечку и тащу в постель.

Она смеётся и отбивается, я стаскиваю с неё всё и даже белые носочки, и нет, шансов на спасение у неё нет, совершенно никаких. Да она и не хочет спасаться, и я не хочу. Мы проваливаемся в водоворот и дарим друг другу, всё что имеем, всё что можем, всё что умеем. Чуть ли не всю ночь мы не даём друг другу покоя и я очень рад, что ей это действительно нравится, по-настоящему.

Поспать особо не удаётся, в пять утра мы завтракаем и снова расстаёмся. Она остаётся и собирается на занятия, не знаю, правда, полезет ли ей в голову математика сегодня, а я со своими ребятами снова еду в аэропорт к утреннему самолёту. Нужно довести дело до конца. Я всё всегда привык доводить до конца…

В Москве меня никто не встречает и гостиница меня не ждёт. Всё это, разумеется, можно организовать, но я не уверен, буду ли оставаться на ночь. Я подхожу к телефону-автомату и набираю номер, переданный мне Трыней. Почти девять утра, для Москвы время раннее.

Слушаю долгие гудки, никто не подходит, и я уже собираюсь повесить трубку, как вдруг на том конце раздаётся:

— Алло…

— Привет, это я.

Повисает пауза.

— Ты в Москве? — наконец, спрашивает Ирина.

— Вот, только прилетел.

— Ёлки… а мне убегать надо…

— Не беда, давай встретимся позже.

— Сможешь подъехать к ЦК? На Маросейку.

— Смогу, конечно, но мне не меньше часа понадобится, а может и больше.

— Да, раньше и не нужно. В час. Давай в час дня. Там есть кафе. Нормальное. Давай там, запиши адрес.

— Я запомню.

Мы приезжаем в центр и я звоню всем своим московским друзьям и партнёрам. Звоню Злобину и договариваюсь встретиться с ним в «Москве».

— Мне нужно поговорить с вами о достаточно важном деле. Мы когда-то начинали, но так и не договорили.

— Ну, давай договорим, — соглашается он и интересуется, нужно ли мне жильё.

Я говорю, что пока не знаю. Он хмыкает, но не комментирует.

В Москве время летит чрезвычайно быстро, поэтому я и заметить не успеваю, как наступает час дня. Захожу в кафе. Здесь людно, но места имеются, судя по всему, тут недёшево, вот и объяснение.

Сажусь за столик и жду Новицкую. Она задерживается и официант начинает немного нервничать. Мне приходится заказать чашку кофе и пирожное. Отдам ей… Наконец, Ирина появляется. Деловая, энергичная, целеустремлённая, элегантная. Да, Москва — это её стихия. Здесь она точно сможет реализоваться по полной.

Я поднимаюсь и поджидаю, пока она подойдёт. Машу ей рукой. Заметив меня, она улыбается, быстро подходит и крепко обнимает. Соскучилась. Я тоже её обнимаю и легко, практически по-братски чмокаю в губы.

И тут же кто-то резко и не очень вежливо дёргает меня за плечо.

— Это ещё что за хрен? — слышу я раздражённый мужской голос.

Я поворачиваюсь и вижу офицера лётчика. Он хмуро и явно недовольно меня рассматривает.

Вот уж действительно, это ещё что за хрен?

22. Черная тень

Майор, лет тридцать пять, молодой, да ранний, благоухает не Шипром, а чем-то иностранным, причём довольно обильно, подчёркивая прямолинейность подходов и бескомпромиссность взглядов. А может, склонность к некоторой чрезмерности.

У него чёрные волосы, карие глаза и волевой подбородок. Да и вообще, видно, что человек повелевает подчинёнными с большой охотой, и попросту привык