А здесь иначе всё. Но ничего, я справлюсь. Со мной Юлька занимается дополнительно, подтягивает меня.

Ага, что-то мне это напоминает.

— Не по математике? — хмыкаю я.

— По ней тоже, — вздыхает Трыня. — Жить некогда, одни уроки, и это, считай, только неделя прошла.

— Прикинь, когда закончишь, скажешь, мол капец, оказывается в школе халява была, а теперь жесть.

Я улыбаюсь.

— Да, ладно, — смеётся он. — Хорош запугивать, а то я так на второй да на третий год буду оставаться до самой пенсии.

— Вот, здравая мысль, — соглашаюсь я. — Тебя как в классе приняли? Не задирали?

— Меня? Шутишь? Там-то все знают, что мы с тобой из одной шайки. Я у них в авторитете. Хочешь кофе? Я тут научился ништячнее бати варить.

Круто. Батя. Вот Платоныч, человечище, взрослый парень его батей зовёт, хотя без году неделю вместе живут.

— Слушай, Андрюх, ты рад, что… ну что теперь с Платонычем живёшь?

— Мне прям по кайфу, Егор, тебе не понять, наверное. Ко мне в жизни так никто не относился, только ты да он.

Я кладу руку ему на шею и потряхиваю. Не сильно, по-дружески, чтобы скрыть смущение.

— Но тебя, — улыбается он, — батей странно называть было бы. Так что извини, ты у меня за братана. А он за отца.

— Ну давай свой кофе, бариста, — меняю я тему, не зная, что ответить.

— Какая ещё бариста? — удивляется он.

— Бариста, — смеюсь я, — это необязательно она, чаще даже парни бывают. Так называют человека, который варит кофе в кофейнях. Это профессия. Между прочим, хороший бариста на вес золота.

— На Западе что ли? — спрашивает он.

— Ага.

— Ну ладно, пошли, покажу тебе, что такое на вес золота. С молоком?

— Чёрный, мистер, — усмехаюсь я. — Ты мне скажи, с цветами получилось?

— С какими? А, с букетом, для Ирины?

Он хмурится.

— Да, для неё, — киваю я.

— Получилось. А она кто?

— Знакомая. Вообще-то не знакомая, не знаю даже как правильно сказать. Она мне в делах моих помогает, и я работал под её началом. Она из горкома комсомола, помогла работу найти. Ты прямо ей отдал?

— Ей. Но только пришлось астры купить.

— Блин, Андрюха, я же просил, — огорчённо качаю я головой.

— Ничего другого не нашёл вообще, — разводит он руками. — Уже ж вечер почти был.

— И что она сказала?

— Какая прелесть, — пожимает плечами он. — Я ведро тёмно-вишнёвых купил. Чёткие, правда, мне самому понравились, между прочим. Там одна единственная бабка сидела, я и сказал, мол давай все, бабуля. Она и согласилась. Вот такая охапка.

Он почти по-детски разводит руки.

— Ну ладно, — смиряюсь я, — молодец, что сориентировался и сам решение принял по обстоятельствам. На вот держи соточку. На мороженку ещё. Юльку в кафешку сводишь.

— Спасибо, — кивает он, принимая деньги. — Мне батя даёт вообще-то, так что не волнуйся. Слушай… а у тебя с Наташкой… ну, серьёзно же всё?

— Да, — соглашаюсь я. — Почему спрашиваешь?

— А Ирина?

— А что Ирина? Она, кстати, ничего не передавала?

— Она… ну, мне показалось, что она… как сказать…

Он ерошит волосы, подбирая слова.

— Ну, она в тебя того… как бы втюрилась, что ли…

— Это ты как так определил? — прищуриваю я глаза. — Она меня старше чуть ли не вдвое…

— Вот и я удивился, тем более, ты же с Наташкой давно уже. Но она прям расцвела, когда узнала, что это от тебя. Астры.

— Ну, это тебе спасибо надо сказать, ты же такие цветы выбрал.

Так, надо этот разговор заканчивать.

— Не, дело не в цветах, я заметил.

— Да хорош ты, Андрюха, мне проблему рисовать. Я что с этим делать должен теперь? Она вот уехала, а бумаги для Скачкова не подписала. Так сказала чего или нет?

Не знаю, верит или нет, но смотрит внимательно, с подозрением даже. Как дед старый.

— Сказала, что в Москву уезжает. Телефон дала. И ещё сказала, что так и быть, даёт тебе третью попытку, что будет ждать в столице.

— Блин, — мотаю я головой.

— Мне Наташка больше нравится, — серьёзно и немного тревожно говорит Трыня. — Тем более, ты её уже замуж позвал.

Да твою ж дивизию, лучше бы Юрку попросил, а не Трыню. Дёрнуло же меня ему позвонить с цветочками этими.

— Позвал, — соглашаюсь я. — Там личная жизнь, а тут общественная деятельность, работа. Очень надеюсь, что тебе всё показалось. У нас были рабочие планы по Москве просто, вот она так и сказала. А я там одно дело запорол дважды уже.

— Держи, здесь номер её московский, — протягивает он записку. — Надеюсь, ты прав. Пошли кофе пить.

Вскоре приходит Платоныч и рассказывает как прошли его смотрины.

— Не знаю, министр очень благожелательно принял. Но у меня академии нет и опыт руководящей работы не слишком большой. Да и уровень совсем не министерский. Начальник торга, председатель Облпотребсоюза без году неделя. В общем не уверен. Тем более, у Жоры там голос явно совещательный, хоть он и первый зам.

— Дядя Юра, там этих замов, насколько я понимаю, целый полк. Так что ты самый крутой среди них будешь.

— Да, замов много, но все зубры такие, что о-го-го.

— Ты круче, сто про. Думаю, надо тебе здесь преемника на всякий случай готовить. По всем делам, кстати.

— А если всё получится, — вступает Трыня, и на лице его явно читается беспокойство, — это значит, что надо будет в Москву переезжать?

— Да, — кивает Платоныч. — Не хочешь?

— Ну, так… — кривится он. — Не очень, честно говоря. — Чё там делать? Мы же никого не знаем…

— Слушай, — отвечаю я, — два года быстро пролетят. Будешь на каникулы сюда прилетать. А потом она в Москву учиться приедет. И всё, дело в шляпе.

— Это у тебя в шляпе, у тебя вон сколько разных… — сердито начинает он и осекается. — Извини, не то ляпнул…

Он встаёт и выходит из-за стола.

— Ладно, пойду уроки делать.

— Андрей, — примирительно говорит Большак. — Может, ещё и не выйдет ничего, погоди ты огорчаться. А если выйдет, придумаем, как вам чаще встречаться. Можно и на выходные прилетать иногда.

— Иногда, — бурчит Трыня под нос и идёт в свою комнату.

— Ну, вот видишь, — расстроенно покачивает головой дядя Юра, когда он уходит с кухни. — Первая любовь…

Мы сидим ещё какое-то время за столом, я рассказываю о сегодняшних событиях, а он о том, что наше тайное пристанище практически готово и надо будет перетащить всё ценное в новый тайник. Вскоре я вызываю ребят — Пашу и Игоря и еду домой. Не сразу, правда. Сначала мы заезжаем в нашу штаб-квартиру и я беру себе новую пушку. Снова ТТ, всё-таки покомпактнее нагана, да и как даст-даст, так пойдут клочки по закоулочкам.

Мы подъезжаем к подъезду и из машины сначала выходят парни, осматриваются, а потом разрешают выйти и мне. В округе всё тихо и спокойно, ничего подозрительного, никакого человека с шилом не наблюдается.

Скоро начнёт смеркаться, бабье лето, теплынь, превращающаяся по ночам во влажный зябкий холодок. Картина совершенно мирная, так что шанс, что Игорь перебдел, не стоит сбрасывать со щитов. Шанс, правда мизерный, но вдруг действительно не было никаких заточек и киллеров?

— Приехал, пропажа! — встречает меня мама и крепко обнимает. — Ты в командировках больше времени проводишь, чем дома. Будто не в комсомоле, а в снабжении работаешь.

— Работа у нас такая, забота наша простая, — декламирую я. — Но, вообще-то, я же говорил, что брал без содержания недельку. Я же вам звонил из Гагры.

— Звонил-звонил, — вздыхает мама. — Мы вот с отцом всё горюем, не рано ли ты решил себя по рукам и ногам связать? Наташа девочка хорошая, она нам не чужая, конечно, но вы же ещё дети совсем. Ромео и Джульетту начитались что ли? Ты пойми, семейная жизнь — это не шуточки. А если ребёночек родится, то всё, и учёба и работа коту под хвост. Да и вся жизнь туда же может улететь.

— Мам, какой ребёночек, мы же не женимся ещё.

— Не женится он, а по югам уже мотаешься. Забыл классика, иметь детей, кому ума не доставало? Дурное дело нехитрое. И как так, учебный год, сам ещё в институте не появлялся, а уже каникулы да гулянки?

— Мам, в санатории следят за высоким моральным обликом постояльцев, не накручивай себя. И мне же врач посоветовал санаторное лечение. Реабилитацию. Вы лучше скажите, где машина-то?

— Так у подъезда, — оживляется, молчавший до этого отец. — Поехали, прокатимся. Мать, кончай ты страсти разводить. Он уж взрослый парень, не наломает дров-то, поди.

— Вот именно, что поди, — всплёскивает руками мама