Осмотрев со всех сторон ухоженный трёхлетний Nissan Patrol, Павел поцокал языком:

— Мировая тачка! Я тоже себе такую присматриваю. В Салехард мотаться да лодку, мотор таскать.

— Считай, твоя! — крикнул откуда-то из глубины гаража Костя. — Зимники в ноябре откроются — перегонишь к себе в Пилтор. У Фили есть доверенность. С ним документы переоформите.

— Сколько?!

— Нисколько. Это мой тебе подарок.

— Так не пойдёт. Не возьму. Сделай мне на день рождения небольшую скидку, вот и будет мне подарок.

Костя вышел из гаража с двумя канистрами.

— Там, куда я еду, некуда деньги тратить. Всё, что мне надо, я купил с запасом, и ещё хорошая сумма осталась. Пока мне снова что-то понадобится, у меня ещё больше соберётся. И будет мои деньги на счетах сжирать инфляция. А машина ездить должна, а не в гараже гнить. Я тут больше не живу. Зачем она мне? Серёге она тоже не нужна, он себе «Тойоту Секвойя» собрался брать.

— Хорошо, делай тогда скидку тридцать процентов. Дешевле я брать не буду.

На пятидесяти процентах ударили по рукам.

До обеда за несколько рейсов отвезли на берег бензин, коробки с посудой и бытовой химией, мешки с мукой и сахаром и сумки с одеждой.

Ещё зимой, накупив себе вещей и обуви для лесной жизни, Костя не забыл и о Лесне с ребёнком. Проштудировав в Интернете не один десяток соответствующих сайтов, он составил подробный список всего, что необходимо каждой женщине и ребёнку, съездил за двести пятьдесят километров в соседний город Новый Уренгой, где больше выбор и меньше знакомых, и немало там повеселил своими покупками продавцов в магазинах.

Загрузив «Мячик», они загнали трал от катера для сугубой сохранности на территорию скромной резиденции деда Кузьмича и вручили смотрящему за лодочной станцией некоторую сумму денег и два объёмных пакета с провизией.

Пообедав в кафе, поехали обзаводиться живностью.

Приют для бездомных животных «Добрые руки» располагался в старом большом ангаре на полузаброшенной территории некогда большой организации — Отдел рабочего снабжения, или сокращённо ОРС. Когда-то здесь хранили завезённые баржами с большой земли овощи и фрукты. Потом организация развалилась и всё пришло в запустение. Но лет пять назад неравнодушные молодые парни и девушки своими силами и при финансовой поддержке некоторых предпринимателей города построили здесь вольеры и клетки, склад, небольшую кухню и стали спасать от голодной и холодной смерти десятки животных.

Захватив из машины купленные по дороге мешки с кормом для собак и кошек, все трое вошли в ангар, где их встретили поистине как дорогих гостей. Узнав о том, что посетители не просто привезли корм, но ещё желают взять из приюта двух котят и двух щенков, смотрители Елена и Максим ещё больше просияли от радости и повели гостей сначала вдоль клеток с кошками.

В высоком ангаре с великолепной акустикой вовсю гремел разноголосый концерт здешних обитателей.

Остановившись у клетки с белой кошкой, вокруг которой суетились ещё слепые серо-белые котята, Елена представила питомицу:

— А вот наша Снежинка. Недавно у неё появились котятки. Посмотрите, какие красавчики!

Костя развёл руками.

— Маленькие совсем. Нам бы постарше.

Проходя по коридору между клетками, Иван показал на одну пустующую.

— Гляньте, какой демон сидит!

Заглянув внутрь, Костя и Павел увидели два фосфоресцирующих глаза. На табличке над клеткой было написано: «Уголёк, мальчик, 3 мес.».

Костя повернулся к Максиму.

— Три месяца — это то, что надо. Можно его посмотреть?

— Поцарапает он вас, — улыбнулась Елена. — Дикий совсем. Сантехники в подвале поймали и нам привезли. Не привык ещё к людям.

Костя открыл дверку и достал из клетки лохматого чёрного котёнка. Глядя вокруг большими, испуганными глазами, он шипел и пытался вырваться.

— Дерзкий! — улыбнулся Павел. — Я бы его выбрал.

— Решено, — Костя прижал питомца к груди. — Тебя будут звать — Марсик!

Подружка Марсику нашлась в самом конце «кошачьей галереи». Это была ласковая трёхцветная, серо-бело-рыжая кошечка месяцев четырёх — пяти. Завидев людей, она сразу подошла к самой решётке и стала жалобно мяукать. Костя сразу назвал её Маней.

С собаками тоже вышло недолго. Иван отобрал одну шуструю девочку из помёта ощенившейся в питомнике полтора месяца назад лайки и мордатого, крепкого трёхмесячного кобелька породы надымская дворовая. Им тоже сразу дали имена — Линда и Лорд.

Костя, следуя старинному обычаю, дал смотрителям за каждого питомца по денежной купюре. И, загрузив животных в машину, поехали домой, наслаждаясь тишиной после звериного концерта в ангаре.

В четвёртом часу приехал Сергей и с порога едва не споткнулся о Линду и Лорда, которые, загнав в комнате котов на недосягаемую высоту, носились теперь друг за другом по коридору.

Полюбовавшись на эту картину, он покачал головой.

— Да, теперь в дороге тебе скучно не будет.

— Это точно… — вздохнул Костя и, отобрав у Линды тапок, убрал его вместе с остальной обувью в шкаф. — Как у Насти дела?

— Спасибо. Всё, слава богу, хорошо. Врач только опять пыталась нас на УЗИ отправить.

— И вы, как всегда, послали её подальше?

— Ну не послали, конечно, — усмехнулся Сергей, — а в очередной раз вежливо отклонили её предложение. Зачем ребёнка в утробе подвергать такой очень неполезной процедуре? Давно же доказано, что УЗИ вредит иммунной системе плода, и всё равно всех мамочек туда гонят. И что за надобность такая — узнавать заранее пол ребёнка? Глупость и вредительство сплошное…

Остаток времени до отъезда обсуждали за чашкой кофе предстоящие зимой дела в Пилторе. Сергей принёс склеенную из спутниковых снимков карту и со свойственной ему дотошностью составил с Павлом подробный маршрут на снегоходах к избе Семёна и к Росомахе.

В начале четвёртого Костя отвёз Павла и Ивана в аэропорт, оттуда отогнал машину в гараж и вернулся домой.

Накормив с горем пополам своё неспокойное хозяйство и убрав за ними пару луж, он лёг на кровать отдохнуть. На душе было тоскливо и тревожно. Трепетное чувство к золотоволосой красавице, согревавшее его всё это время, острое желание поскорее снова увидеть, обнять её, сейчас впервые за всё время как-то отошли на задний план. Он смотрел на потолок родительской квартиры, в которой прошло всё его детство, на темнеющее за окном небо, на верхушки уже доросших до третьего этажа берёз, которые они с Димкой и Серёгой когда-то маленькими саженцами посадили в палисаднике перед домом, и пытался осознать, что эта старая его жизнь закончилась, что скоро, возможно, кто-то другой, какой-нибудь квартирант, будет ходить по его, нет, их — его и родителей — квартире и смотреть в это окно на унылое двухэтажное офисное