было нарицательным именем политики, несущей голодную смерть, болезни и вымирание, гибель национальной культуры», и только теперь оно «стало близким и братским именем передового отряда борцов за социализм»[590]. «Правда» снова вознегодовала: «Разве “русский” вообще (русский народ?) был для трудящихся других народов “равнозначащим имени жандарма”», разве он не боролся против жандармов? Утверждалось, что «в таком тоне о русских (вообще, в целом) говорили петлюровцы, дашнаки, грузинские меньшевики и федералисты, мусаватисты, алаш-ордынцы и т. п.»[591]

«Правда» призывала преодолеть «”левацкий интернационализм”, непонимание того, что коммунисты отнюдь не должны отгораживаться от положительной оценки прошлого своей страны»[592]. Дело изображалось таким образом, будто «партия всегда боролась против каких бы то ни было проявлений антиленинской идеологии “Иванов, не помнящих родства”, пытающихся окрасить все историческое прошлое нашей страны в сплошной черный цвет»[593]. Однако тут же переносился акцент на предстоящую фазу этой борьбы: «Мы разгромим все гнилые, антиленинские концепции, клеветнически извращающие наше прошлое». Концепция, которую предстояло создать и утвердить, должна была отражать «богатый, полный глубокого содержания исторический путь, вписавший столько славных страниц в историю человечества»[594]. Хорошо знать «замечательную», как подчеркивалось, историю страны было необходимо, чтобы «со всей сознательностью любить свою великую Родину»[595].

История – великое оружие в борьбе за государственные интересы

Противостояние «Известий» и «Правды» в трактовке истории русского народа приобретало особое значение, поскольку вплеталось в контекст решения более масштабной задачи об исторической науке и историческом образовании в стране. 27 января 1936 года газеты напечатали постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о создании специальной комиссии под руководством Жданова «для просмотра, улучшения, а в необходимых случаях и для переделки уже написанных учебников по истории». Были опубликованы также «Замечания» Сталина, Жданова и Кирова по поводу конспекта учебника по истории СССР от 8 августа 1934 года. Передовица «Правды», разъяснявшая смысл этих документов, призывала историков к борьбе «с антиленинскими традициями школы Покровского и в методе и в конкретной картине русской истории», к ликвидации присущих этой школе «полуменьшевистских полуцентристских идей и троцкистской контрабанды»[596]. СНК и ЦК указывали, что «задача преодоления этих вредных взглядов» имела «важнейшее значение для дела нашего государства, нашей партии и для обучения подрастающего поколения»[597]. «Пришло время… – писал в том же номере газеты один из членов конкурсной комиссии, – чтобы мы дали нашей молодежи учебники истории, готовящие ее к предстоящим великим боям на международной арене. История в руках большевиков должна быть конкретной наукой, объективной правдой и тем самым великим оружием в борьбе за социализм»[598].

Обнародование в январе 1936 года одобренных еще в 1934 году замечаний Сталина, Кирова и Жданова по конспектам учебников истории открыло радикальную перестройку всего фронта исторической науки. На прежней интерпретации истории в духе скончавшегося в 1932 году «академика в буденовке» и «профессора с пикой» М. Н. Покровского требовалось поставить крест. Одновременно менялось отношение к историкам дореволюционных школ. К. Б. Радек, один из проводников новой государственной линии в отношении истории в должности заведующего информационным бюро ЦК ВКП(б) в 1932–1936 годах, в феврале 1936 года писал Сталину: «исторический фронт» возглавлявшийся Покровским «загнил», академик в последней из своих опубликованных статей[599] сам признает «банкротство его школы, хотя пытается смягчить это признание. Но разработки ленинских установок, проработки их на большом материале не было, и поэтому не могло быть и ликвидации ошибок Покровского. Теперь вы дали основные указания. Нужно время, чтобы люди это переварили и применили». Однако Радек не видел среди учеников Покровского «ни одного способного это сделать самостоятельно». Он полагал также, что задачу не удастся решить наметившимся переводом ряда комакадемиков в АН СССР. «За малым исключением, наши комакадемики очень мало знают. Понятно, что они хотят въехать на белом коне. Но это не выйдет. Если они хотят действовать на стариков, сидящих в Академии наук, то им надо подучиться, подготовить конкретные доклады, а не щеголять только тем, что Маркс и Ленин были умнее всех буржуазных ученых». В резолюции на письме, адресованной В. М. Молотову и А. А. Жданову, Сталин написал: «По-моему, т. Радек прав»[600].

К решению новых задач, поставленных Сталиным, рекомендовалось привлечь именно «стариков», сидящих в РАН, а для начала – вернуть в повседневный обиход гуманитариев «ряд наиболее ценных по фактическому материалу немарксистских работ русских и западноевропейских историков». Отдел печати и издательств ЦК ВКП(б) наметил к выпуску в 1937–1938 годы 17 «наименее устаревших работ». В их числе: «Курс русской истории» В. О. Ключевского (в 5 т.), «История России с древнейших времен» С. М. Соловьева (в 12 кн.), «Феодализм в удельной Руси» Н. П. Павлова-Сильванского, «Очерки по истории Смуты» С. Ф. Платонова, «Всеобщая история» немецкого историка О. Иегера (в 4 т.)[601].

В апреле 1937 года Б. М. Таль (заведующий Отделом печати и издательств ЦК в 1935–1937 гг.) доложил Сталину о готовности к печати первых томов курса русской истории Ключевского. На документе появилась резолюция: «Можно немедленно приступить к изданию Ключевского (рус. история) и Иегера (всеобщ. история)… И. Ст.». В августе Таль доложил о готовности к сдаче в производство курса Соловьева. Выпуск разрешен А. А. Ждановым[602].

Что касается наследия М. Н. Покровского, то до 1934 года его критика носила в основном эпизодический характер, не затрагивая ни господствующего положения в науке и политике самого Покровского, ни основных представителей его школы. Открытая стадия критики началась с постановления о преподавании гражданской истории в школе. Школа Покровского, не вписавшись в новый идеологический поворот, критиковалась теперь и партийными, и научными кругами без права ответа на критику. Ее апогеем стал выход двух сборников: «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (1937) и «Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского» (1940). В сборниках проводилась мысль о том, что научные ошибки несли в себе потенциал для политических ошибок, в результате которых они стали базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблаченных органами НКВД троцкистско-бухаринских наймитов фашизма, вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи антиленинских концепций Покровского. Кампания по критике Покровского и основных представителей его школы закончилась после того, как в конце 1930-х годов основоположником советской исторической науки был признан Сталин. После этого практически до начала 1960-х годов наступил период забвения имени, основных трудов и научных постулатов Покровского[603].

В ходе «переворота в исторической науке, устроенного товарищем Сталиным», были ликвидированы Коммунистическая академия[604], Институт красной профессуры[605], возглавлявшиеся ранее Покровским. К преодолению ошибок его школы были привлечены ранее осуждавшиеся как «великорусские националисты» историки дореволюционной школы (С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье, Б. Д. Греков, В. И. Пичета, Е. В. Тарле, А. И. Яковлев и др.). Выученики «школы Покровского» (Н. Н. Ванаг, А. Г. Пригожин, С. Г. Томсинский, Г. С. Фридлянд и