Женщины не были столь благодушны, как мужчины. Особенно аристократки. И первой крепость решила штурмовать высокая сухощавая дама в возрасте. Она подплыла к Алексу, пробующему шампанское, величественно склонила голову:

– Добрый вечер, ваша светлость, добрый вечер, лорд Свидерский.

– Ольга Ивановна, – без особой радости поприветствовала ее Екатерина. – Позвольте представить, Александр Данилович, Ольга Ивановна, графиня Ольжанская. Меценатка, очень заботится об образовании в Рудлоге.

– Мы с вами общались несколько дней назад по телефону, – заговорщическим тоном сказала графиня Свидерскому, – рада видеть вас здесь. Герцогиня, – дамы обменялись изящными кивками, – откройте же секрет, зачем, ну зачем вы пошли работать?

– Я был очень настойчив, ваше сиятельство, – улыбнулся Александр. Катерина удивленно посмотрела на него, скользнула холодными пальцами по руке.

– Мой бедный муж, – Катерина понизила голос, и графиня, умирающая от любопытства, склонилась к ней, – очень гордился своим участием в жизни университета. Я решила продолжать его дело. Узнать побольше о жизни заведения, о его нуждах изнутри. Александр Данилович предложил мне эксперимент, – Алекс едва заметно хмыкнул, – я согласилась. Ведь, кроме всего прочего, я подаю прекрасный пример молодым девушкам, не так ли, Ольга Ивановна? И поднимаю престиж не самой популярной работы.

– Это так решительно, Катерина Степановна, – проворковала графиня с видом примеряющейся к укусу гадюки. – Так необычно. Почти экстравагантно.

– О, уверяю вас, – с улыбкой сказала Катерина, – работа скучнейшая, но на что не пойдешь ради благотворительности. Боюсь, ваша жизнь куда ярче и полезнее моей, Ольга Ивановна.

Кажется, графиня сарказма не заметила – кивнула горделиво, отошла.

Гости общались, договаривались о встречах и совместных проектах, и гул разговоров заглушал легкую музыку, играющую в светлом зале. Наконец столы с закусками опустели, удалился министр образования с помощниками, стали расходиться и гости.

– Скука смертная. И этот страшный высший свет, – пробормотал Алекс, когда они вышли из зала.

– Это еще цветочки, – улыбнулась Катя. – Так, покусывание. Вот когда эти хищницы собираются втроем-впятером, тут только успевай отбиваться.

– Вы из-за этого так нервничали сегодня? – спросил он, открывая Зеркало.

– Нет, – сказала она. Помедлила, достала из сумочки телефон, взглянула на него – губы горько дрогнули. – Впрочем, вы правы, послевкусие мерзкое. Пока время нерабочее, отведите девушку в хороший ресторан, Александр Данилович. Нужно спасать вечер.

– С удовольствием, – сказал он мягко, почти мурлыкающе. И подал ей руку, прежде чем ступить в перенастроенное Зеркало.

Весь вечер он наблюдал за ней. Отмечал, как периодически она поглядывает на экран телефона. Как устало и тревожно опускает глаза, когда никто на нее не смотрит. Как улыбается подходящим так блестяще, что ни у кого не может возникнуть сомнения в искренности этой улыбки. Как оценивающе смотрит на него – и тогда у славящегося своим чутьем на опасность Алекса холодок пробегает по спине.

Ресторан он выбрал старый, почти камерный. Тихий, со стенами из потемневшего от времени дерева, украшенными выцветшими гравюрами – при всей своей блеклости стоимость каждой из них исчислялась сотнями тысяч руди. С округлыми сводами без ламп и люстр – построен он был еще в то время, когда мир не знал электричества, и в зале свято блюли традицию: горели только свечи на столах и в высоких подсвечниках, стоящих на полу. За тридцать лет, пока он не был здесь, ничего не изменилось: всё те же кружевные скатерти ручной работы, все то же серебро, бережно хранимое семьей, владеющей рестораном. Разве что скрипач, стоящий на балкончике сверху и периодически заводящий тонкие, пронзительные и тягучие мелодии, был другим. Но похож, да. Сын, наверное.

Катерина сняла накидку, и сияние от свечей, стоящих на столе между ними, просвечивало тонкую ткань платья, очерчивая прекрасную грудь, кидало желтоватые отблески на ее лицо и руки. Она говорила мало, но беседу поддерживала непринужденно, хотя и было ощущение, что губы шевелятся – а она сама где-то далеко.

– Я и забыл, что вы курите, – проговорил Александр, когда спутница после ужина достала из сумочки мундштук и тонкую сигарету.

– При начальстве – нет, – сумрачно выдохнула Симонова и подожгла сигарету. Курила, и чувствовались от нее какой-то нерв, какая-то решительность – собственно, Алексу уже понятно было, к чему идет дело, и только очень интересовала причина столь резкой перемены. Сейчас она очень отличалась от Катерины, к которой он привык в своей приемной. От нее исходила угроза, а темная аура завораживала, манила прикоснуться, как бархатная тьма, чуть покалывала, словно заигрывая. Раньше он этого не замечал, хотя часто бывал рядом. Активизировалась только сегодня. И Катерина теперь уже смотрела на него в упор, разглядывая руки, губы, глаза, – взгляд скользил по его чертам так, будто она пыталась привыкнуть к нему за короткое время.

– Я вам нравлюсь? – спросил он с иронией.

Катерина удивленно взглянула ему в глаза.

– Вы похожи на моего мужа как две капли воды, Александр Данилович, – пояснила она, и Алекс мысленно выругался: сомнительное удовольствие быть похожим на мужа-садиста, – так что нет. Вы мне определенно не нравитесь. У нас с ним были не самые теплые отношения. Но, – задумчиво продолжила она, – для моего желания это не имеет никакого значения. И, раз уж у нас пошел такой разговор, – а я вам, Александр Данилович?

– Я-то восхищен, – признался он вполне искренне. – Вы похожи на фарфоровую куклу. На резную игрушку.

– Я очень дорогая игрушка, – Катя выпустила дым, затушила сигарету. – Очень требовательная, Александр Данилович.

«И опасная», – подумал он. Его раздражала и цепляла эта игра, нужно было признать. И он откликнулся легко:

– Для меня это не проблема, Екатерина Степановна. Я умею ценить дорогие вещи.

– И не на один раз, – предупредила она и потянулась к бокалу с вином, стала пить, внимательно глядя на него. Слишком внимательно и тревожно.

– Боюсь, одного раза мне будет недостаточно, – усмехнулся он.

– И баловать меня готовы, Александр Данилович? Например, если я захочу, чтобы вы вывезли меня куда-нибудь? Или сорвались ночью по моей просьбе?

– Вы разве склонны к капризам? – удивился он.

– Всегда хотела попробовать, каково это, – горько проговорила герцогиня и допила вино. – Налейте мне еще, Александр Данилович. Пусть бокал сегодня не пустеет. Не бойтесь… я останусь во вменяемом состоянии.

Вино заканчивалось, вечер уходил в ночь, а она сидела и курила, задумавшись о чем-то, и он наблюдал за ней в третьем магическом – аура ее колыхалась, то сжимаясь, как перед броском, то растекаясь расслабленно. Алекс свою спутницу не тревожил – кивнул официанту, подошедшему сменить свечи, попросил счет.