• Забывали ли вы когда-нибудь какое-то до боли знакомое имя, слово, термин?

• Знакомы ли вам такие выражения, как «крутится на языке» или «вылетело из головы»?

• Многое ли вы забыли из школьной программы?

Если вы ответили «да» на эти вопросы, то вам, скорее всего, нетрудно признать, что наша память иногда дает сбои. Это, в общем-то, всем известно и не вызывает вопросов.

Более того, еще в 1885 году немецкий психолог Герман Эббингауз в серии экспериментов над самим собой, которые, кстати, в результате стали классическими, выявил одну из ключевых закономерностей, которым подчиняется наша память: чем больше времени прошло с момента разучивания нового материала, тем меньше мы будем его помнить.

Эта закономерность имеет и графическое отображение, которое называют кривой Эббингауза.

Конечно, эта закономерность принимается с целым рядом оговорок, например следующих:

• если материал является осмысленным, то его труднее забыть;

• какая-то часть материала все-таки не забудется;

• если регулярно повторять материал, то забыть его сложнее.

Но это было бы еще полбеды, если бы мы со временем только забывали материал. Дело в том, что наша память еще является весьма неточным способом записи данных и их хранения.

Не верите?

Так давайте проверим!

Помните, в начале книги я попросил вас как можно лучше запомнить одну фразу? И теперь, пожалуйста, напишите на листе бумаги то, что вы запомнили. Пожалуйста, не проговорите эту фразу про себя или вслух, а именно запишите.

Записали?

А теперь откройте главу 1 «Главная ловушка разума» и сравните, правильно ли вы воспроизвели фразу, которую я просил вас запомнить.

Обычно правильно воспроизвести ее не удается. Но самое интересное не в этом.

Дело в том, что человеку кажется, что он воспроизвел фразу правильно, что он хотя и не теми же самыми словами, но вроде как верно отразил суть.

И в данном случае действительно нет большого вреда от того, что вместо «Четыре дня назад школьник Вася купил в спортивном магазине “Олимп” две теннисные ракетки и пять теннисных мячей» человек напишет что-то вроде «Несколько дней назад школьник купил пару теннисных ракеток и несколько теннисных мечей». Но именно такое искажение информации в сочетании с убеждением, что мы все вспомнили правильно, может сыграть с нами злую шутку и заманить нас в опасную ловушку.

Действительно, мы не просто не всегда можем запомнить или вспомнить что-то. Суть в том, что то, что мы запомнили, подвергается изменениям.

Обратите внимание: не просто забыванию, при котором теряется часть данных (незначительные детали, мелочи), а именно изменению!

Да, с течением времени мы не просто забываем часть информации, мы еще и преобразуем, переделываем имеющиеся у нас воспоминания о прошлом.

Фактически, вспоминая что-то, мы не просто извлекаем это из памяти, а заново создаем виденные нами в прошлом образы, полученную когда-то информацию. И на это воссоздание, эту реконструкцию сильно влияет ситуация, в которой мы вспоминаем наше прошлое. И то, что мы в итоге получаем, оказывается весьма приблизительным воспроизведением того, что произошло с нами на самом деле. Поэтому ученые-психологи говорят о том, что наша память реконструктивна.

Итак, современная психологическая наука выяснила, что человеческая память реконструктивна. Это означает, что процесс вспоминания того, что с нами произошло, – не процесс точного считывания четкой записи, а скорее реконструкция записи обрывочной и нечеткой, расшифровка и рекомбинация воспоминаний, восстановление запомненного события, при котором мы опираемся в том числе и на вновь полученную информацию.

Посмотрите, например, на следующий рисунок.

Что вы видите? Треугольник, правда же? Или просто три кружка с вырезанными сегментами?

Да, наше восприятие не столько дает нам объективную картину мира, сколько достраивает эту картину, приглаживает, заполняет пробелы, компенсирует ее неполноту. Но суть в том, что примерно то же самое делает и наша память…

В случае памяти различные искажения еще более вероятны, поскольку у этого психического процесса по определению нет непосредственного контакта с его объектом – с тем, что вспоминается (исключением тут, пожалуй, является процесс узнавания, но и он подвержен искажениям). Таким образом, мы можем не только видеть то, чего нет (треугольник, которого нет, закономерность, которой нет), но и помнить о том, чего в действительности не было.

В нашей памяти не хранятся точные копии прошлых событий и воспринятых в прошлом объектов. Наши воспоминания не только изначально неточны и неполны, но и подвергаются изменениям, преобразуются, реконструируются. Мы постоянно переделываем запомненное нами, дополняем и изменяем свои воспоминания под влиянием вновь поступающей информации. Причем, как вы понимаете, эти процессы человеком не осознаются.

Когда мы хотим вспомнить то или иное событие, то обнаруживаем в памяти не полную картину, а лишь кучку пазлов, которые предстоит сложить. И вот, складывая их, мы обнаруживаем, что многих пазлов не хватает. Тогда мы эти недостающие пазлы создаем с помощью мышления, воображения или чьих-то вольных или невольных подсказок. Но хуже всего то, что мы не понимаем, что создали пазлы самостоятельно (или под чьим-то влиянием), а вовсе не отыскали их на задворках нашей памяти.

Во множестве психологических экспериментов было убедительно показано, что повлиять на то, что мы запомнили, а также на то, что из этого мы вспомним, сравнительно легко. Например, достаточно задавать вопросы, незаметно искажающие увиденное нами в прошлом.

Пионером в исследовании этого аспекта реконструктивной памяти была Элизабет Лофтус, которая провела множество экспериментальных исследований ложных воспоминаний.

В одном из таких экспериментов, проведенном Э. Лофтус совместно с Дж. Палмером [25], 150 испытуемым показывали видеозапись ДТП. После просмотра видеозаписи испытуемых случайным образом разделили на три группы по 50 человек и попросили ответить на несколько вопросов. Один из этих вопросов был ключевым, но испытуемые об этом не знали.

Первой группе испытуемых предложили следующий ключевой вопрос: «Насколько быстро ехали машины, когда одна из них ударила (hit) другую?»

Второй группе испытуемых предложили ключевой вопрос, сформулированный иначе: «Насколько быстро ехали машины, когда одна из них врезалась (smashed) в другую?»