Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здание на Лубянке перешло под наш контроль, – нейтральным тоном сказал он. – Но Валентин ранен... Его доставили в госпиталь, врачи говорят, что жизнь вне опасности. Вот теперь всё, пан или пропал. Вынужден попрощаться с вами... езжайте домой и ждите хороших новостей. Они ещё будут.
Когда тебя так выпроваживают – особого выбора нет. Разумеется, мы подчинились.
Хотя мне очень хотелось расспросить старика о том, что случилось с Валентином – но я точно знал, что тот больше ничего не скажет.
PS: следующая глава -- 2 января, потому что ждать активности утром 1-го было бы слишком самонадеянно ))
С Новым годом!
Глава 11. Водка с довеском
Обратно мы добирались молча. Александр Васильевич был слишком погружен в себя, а я считал, что он должен сам справиться с тем, что его лучший друг оказался предателем. Я через такое не проходил никогда – впрочем, после института у меня и не было таких друзей, чтобы за них в огонь и в воду и чтобы по их слову лететь за тысячи километров, даже не спрашивая, зачем и почему. Все мои друзья остались в институтской поре, причем дольше всех продержался Жасым, чего в этой жизни явно уже не случится. Знакомые были, приятели тоже, с кем-то мы общались тесно, с кем-то лишь поздравляли друг друга по праздникам, были и те, к кому можно было обратиться за помощью и знать, что они откликнутся, но то ли времена тогда изменились, то ли ещё что в воздухе повисло – никого из них другом я бы не назвал.
А здесь у многих взрослых уже людей оставались очень крепкие связи с теми, с кем они когда-то учились вместе в школе или институте, жили в одном дворе. Я это знал по отцу – он поддерживал контакты почти со всем своим классом, был в курсе, кто чем живет, кому что нужно, чем он может помочь и у кого просить помощи в случае нужды. Впрочем, такое вообще было характерно для небольших городков – а наш город хоть и считался относительно крупным, но был натуральной деревней в смысле человеческих отношений. В деревнях я жил и мог сравнивать.
Так что я понимал, что Александру Васильевичу очень плохо, но не мог – насколько именно плохо. Поэтому и не лез с разговорами, вместо этого внимательно следя за окружающей обстановкой.
Меня удивило, что под землей, в метро, никак не сказались события, которые явно происходили на поверхности. Было уже очень поздно, и московское метро в этот субботний вечер вело себя как обычно – дежурные сидели у турникетов и эскалаторов, редкие пассажиры терпеливо дожидались поездов, которые следовали с увеличенным интервалом. Не было никаких усиленных милицейских патрулей – да и обычных тоже; я считал, что МВД никто о грядущем перевороте не предупредил, и там пока не успели отреагировать, хотя с момента прохода колонны техники от Ходынского поля вниз по Ленинградке прошло уже часа полтора.
В итоге мы спокойно добрались до своей станции, правда, я повез нас через кольцевую. Проверять, что происходит в центре, мне не хотелось совершенно, тем более что нужный нам переход с зеленой на оранжевую ветку находился слишком близко к Кремлю и к Лубянке, где явно не обошлось без стрельбы.
И лишь на длинном эскалаторе Щербаковской-Алексеевской отец Аллы внезапно сказал:
– Выпить хочется.
Желание было простым и понятным. Я бы тоже не отказался от нескольких бутылок пива, вот только магазины уже давно не работали, а дома у нас был только бабушкин стратегический запас водки – ну и остатки коньяка имелись.
– Дома водка есть, думаю, Елизавета Петровна поделится, – осторожно предложил я.
– Да не дома, – поморщившись, отмахнулся Александр Васильевич. – Давно я при матери не напивался... она же потом с меня живого не слезет. Где-нибудь на лавочке, из горла, как в юности...
– И без закуски? – уточнил я.
– Её-то точно сейчас не найдешь...
– В ресторан можно какой-нибудь, – задумчиво предложил я. – Но они тоже уже на грани закрытия. Да и обстановка не располагает по злачным заведениям таскаться.
– Это точно – не располагает, – откликнулся он эхом. – Жаль, что умная мысля приходит только опосля. Знал бы про это всё, ещё днем бы озаботился...
Тут у меня в голове щелкнуло – и я вспомнил. После того, как Горбачев объявил