На аэродром Константин приехал в сопровождении того самого рассудительного оперативника, который взял с него расписку о добровольном возвращении на место отбывания фактически пожизненного каторжного срока. Опер с рук на руки передал Рублёва каким-то офицерам-лётчикам. Напоследок он пожелал Косте удачи и дружески похлопал по плечу:

– Ну, что… тогда до скорой встречи!

Надо было признать, что у кадровых работников ГУЛАГа[43]то ли полностью отсутствовало чувство юмора, то ли оно имело слишком специфическую природу. Костя буркнул в ответ что-то нечленораздельное и поспешил к самолёту.

Судя по бортовому номеру, данный военно-транспортный Ли-2 принадлежал к особо привилегированному спецполку, обслуживающему первых лиц государства. Это ещё больше удивило и заинтриговало Константина. Он поднялся по трапу на борт самолёта. Вдруг кто-то с громким смехом обхватил Рублёва сзади за поясницу и поднял.

– Здорово, дьявол палёный! Таких чертей только в пекле ищут, да в здешней вечной мерзлоте. Ну и попотел я, доставая тебя с этого курорта.

Костя сразу узнал голос.

– Батя! Ты?!

– Как видишь. Ну-ка дай я тебя рассмотрю, как следует, а то давненько не виделись.

Нефёдов немного отстранился от фронтового товарища.

– Рублик ты мой дорогой неразменный, ох и отощал же ты! Хорошо ещё, что живой. Руки, ноги тоже вижу на месте. А сало нарастёт, были бы кости целы. Думаю, медкомиссию пройдёшь. Значит, побежим в одной упряжке.

– Появилась работа?

– Да, есть одно дельце.

– А кто ещё пойдёт?

– Все знакомые тебе люди. Правда есть один новый – хороший парнишка, но молод. Я вас скоро познакомлю. И даю тебе слово, Костя, а ты моё слово знаешь: назад сюда ты больше не вернёшься. Я итак себе до сих пор не могу простить, что в 1943 году отдал особистам Батура Тючюмджиева. Помнишь такого? Тоже с нами пойдёт в одной связке. Тоже еле выдрал его у цепных псов…

– А теперь пусть кто-нибудь из присутствующих мысленно даст мне задание – высокий худой мужчина на сцене слегка встряхнул длинными волосами, настраиваясь на предстоящую работу, и обвёл взглядом пространство зрительного зала.

Борис с острым любопытством рассматривал в театральный бинокль известного иллюзиониста. Примерно таким он себе и представлял знаменитого Вольфа Мессинга – в белоснежном концертном фраке, с чёрными, слегка тронутыми сединой волосами. Властный громкий голос. На бледном высоком лбу благородная испарина. Заметно, что кажущаяся внешняя лёгкость, с которой мастер проделывает свои удивительные трюки, даётся ему ценою огромного внутреннего напряжения.

Как и положено артисту столь редкого жанра Мессинг уже одним своим появлением на сцене производил на публику впечатление явления личности чрезвычайно необычной, даже демонической. Конечно, свою роль играли слухи и легенды о единственном советском легальном экстрасенсе и маге. Говорили, будто бы он тайно консультирует самого Сталина, и что, только взглянув на человека, Мессинг может внушить ему любой приказ, например, заставить банковского кассира добровольно выдать огромную денежную сумму по простой школьной промокашке.

Тем любопытнее было вживую увидеть человека, которому людская молва приписывала фантастические способности.

Своим обликом Мастер порождал ассоциации, во всяком случае у Нефёдова, с виртуозным скрипачом восемнадцатого века Николо Паганини, чей талант многие тоже считали предметом сделки с самим дьяволом. Стоило Борису об этом подумать, как Мессинг вдруг нервным наэлектризованным жестом сцепил в замок свои длинные музыкальные пальцы. Принялся разминать их, как будто и в самом деле собираясь взять в руки скрипку.

Публика заинтриговано гудела, словно растревоженный пчелиный улей. Все напряжённо следили за каждым движением маэстро. Он уже основательно разогрел зрителей предыдущими номерами: непринуждённо находил в самых неожиданных местах спрятанные предметы, мгновенно подсчитывал рассыпанные на полу спички, одним прикосновением снимал головную и зубную боль, заставлял самых недоверчивых под гипнозом превращаться в знаменитых исторических персонажей. Теперь все с предвкушением ждали «гвоздя программы».

– Итак, мне нужны добровольцы, – громко и отчётливо, чтобы даже в последнем ряду его услышали, обратился к собравшимся на концерт зрителям маэстро. По его тонким губам теперь блуждала поощрительная улыбка.

– Ну что же вы? Смелее, товарищи! Москвичи ведь народ отчаянный, так что милости прошу самых смелых на сцену.

По рядам прокатилась волна весёлого возбуждения. Послышались смешки, шутливые реплики, взаимные подначивания. Сидящий рядом с Нефёдовым Василий Сталин по-мальчишески азартно толкал Бориса локтем в бок:

– Гляди! Сейчас такое начнётся! Вольф вечно что-нибудь этакое откаблучит. Если бы не наше с отцом покровительство ему бы давно мозги отшибли за его «фокусы».

Несколько раз Василий порывался откликнуться на призыв артиста, но его телохранителям удавалось отговорить генерала покидать привилегированную ложу.

Между тем по проходу между рядами к «лобному месту» устремились двое: мужчина лет тридцати пяти и парень студенческого вида с копной русых волос на голове.

– Представьтесь, – обратился к мужчине Мессинг. Тот назвался по-военному решительно и громко. Над правым нагрудным карманом пиджака первого подопытного рядом с орденскими планками Нефёдов заметил две жёлтые нашивки за лёгкие ранения и одну красную – за тяжёлое.

– Придумайте мысленно какое-нибудь задание для меня, – предложил Мессинг. Но мужчина неожиданно сам захотел задать иллюзионисту вопрос.

– Пожалуйста, – пожал плечами Мессинг и снисходительно усмехнулся.

Публика тут же поддержала инициативу своего находчивого делегата дружными аплодисментами. Немного смущённый фронтовик слегка кивнул головой в сторону зала и поднял руку:

– А что бы вы, граждане, не сомневались, что я не подсадной, тут на галёрке мои ребята сидят из механического цеха. И жена на сорок четвёртом месте присутствует. Они подтвердят любому, что всё честно, без сговора.

В ответ из разных концов зала послышались нетерпеливые голоса:

– Верим! Не тяни резину! Давай, задавай свой вопрос!

Фронтовик подошёл к микрофону и, глядя то на зрителей, то на Мессинга, пояснил:

– Мы тут с ребятами поспорили, сумеете ли вы, уважаемый товарищ артист, определить состояние моего здоровья. А чтоб вы тут не подумали, чего дурного, сразу скажу: мужик я в целом вполне здоровый, вот и жена подтвердит.

– Да вы не оправдывайтесь, – Мессинг задорно подмигнул публике и дружески слегка сжал рукой плечо фронтовика. – Никто и не сомневается, что главные для мужчины органы у вас в целости и сохранности.